Последний пророк
Шрифт:
Пока Беттина наблюдала, как со стола убирают обеденную посуду, она спрашивала у постояльцев, кто и что будет пить. Кое-кто заказал кофе, две дамы решили выпить хереса, а мужчины, как обычно, заказали виски. Она была ошеломлена, когда Элизабет Делафилд тоже попросила принести ей виски с содовой. Женщины не пили крепких напитков под крышей Беттины Хайтауэр! Она не знала, как ей поступить, но тут подслушала, как один из постояльцев, художник с репутацией, чье присутствие, как верила Беттина, приносит ее гостинице уважение и признание, сказал Элизабет, что ее сын — «маленький смышленый ростовщик». Элизабет ответила ему, что Гидеону почти пятнадцать, а художник заявил, что она выглядит слишком молодо, чтобы
Беттина гордилась тем, что уважала частную жизнь своих постояльцев, и всегда хвасталась, что не имеет привычки лезть в душу человека и никогда не задает ему лишних вопросов. Тем не менее всегда, когда человек вселялся, она просила удостоверение личности, и не только потому что этого требовал закон или в целях безопасности, а потому что была ужасно любопытной. Ей нравилось узнавать, сколько лет пожилым дамам, сколько они весили, состояли ли они в браке. Когда в регистрационном журнале, в разделе «личные сведения», Беттина просмотрела записи о Элизабет Делафилд, она про себя отметила, что отлично знала этот тип женщин: они выбеливают волосы, сбривают брови, чтобы на их месте нарисовать новые, изматывают себя голодовками, чтобы быть худыми и выглядеть моложе своего возраста. Беттина побилась бы об заклад, что Делафилд не меньше сорока пяти, а она пыталась выдавать себя за тридцатидевятилетнюю. Но водительские права никогда не врут. Просто взгляните на свидетельство о рождении, чтобы все понять.
А вот, кстати, рядом с ее подписью и была эта отметка — год рождения: 1881.
Беттина, не веря своим глазам, долго смотрела на цифры. Элизабет Делафилд — пятьдесят один год. Она была на три года старше ее самой. Но она выглядела намного моложе.
Беттина почувствовала, как что-то темное и первородное зашевелилось в глубине ее души. Она стояла за конторкой и вслушивалась в веселые звуки, что просачивались из гостевой комнаты: смех Элизабет и того мужчины, который был определенно покорен ее раскованностью и неженскими манерами поведения. Чтобы успокоиться, Беттина вытянула руки. За окном простиралась пустыня, темная и открытая всем ветрам. Только одинокое перекати-поле, сухое коричневое и колючее неслось по этой пустыне, чтобы где-то найти свою одинокую и бесславную кончину.
В голове Беттины возник образ спрятанной под пустынными песками ямы со сводчатым потолком из необожженного кирпича. Она услышала мужчину, который звал о помощи из этой ямы…
Беттина вздрогнула и снова повернулась к теплому свету лампы на конторке в приемной, напомнив себе, кто она по своему положению и статусу в обществе. Она была хозяйкой «Дворца-Хайтауэр» — единственного приличного заведения в радиусе ста миль. «Хм!» — пробормотала она, когда увидела, что блондинка расписалась «Доктор Делафилд» — знак того, что женщина ставила себя выше других. Беттина придерживалась твердого мнения, что только врачи могли называть себя докторами, а другие лишь выказывали притязание на это звание. И, кроме того, подумайте, какая путаница! В доме есть доктор? Ну, да, я доктор английской литературы. Беттина посмеялась бы над этим, если бы ее не раздражало дерзкое появление этой женщины в ее гостинице. Как она посмела?! И еще выставлять напоказ этого своего ублюдка — другого слова не подберешь!
Но Беттина сдержит свою ярость и гнев. Она выше этого, она леди, и еще покажет этой белокурой шлюшке, что тоже не лыком шита. Пока эта женщина здесь, Беттина будет вести себя как любезная хозяйка, какой привыкли ее видеть ее постояльцы и соседи.
Когда она вернулась в гостевую комнату, Гидеон желал спокойной ночи Моргане, которая вручала ему книгу.
— В ней ты прочитаешь все, что нужно знать о местных индейцах.
— Моя мама — эксперт по индейцам, — с гордостью в голосе сказал Гидеон, а потом добавил: — Но спасибо за книгу. Я знаю, она мне понравится.
Моргана в порыве чувств обняла мальчика, а Беттина похолодела от страха. Эти двое сразу подружились. Это плохой знак. Моргана не должна узнать правду.
— Миссис Хайтауэр, — сказала Элизабет, — я хотела вас попросить, можно нам в домик принести два стакана теплого молока? — Элизабет оставила надежду получить свой виски с содовой. — Мы всегда его пьем на ночь.
— Конечно, — сказала Беттина, натянув на лице улыбку.
На кухне Беттина грела молоко и наблюдала за горничной, которая заваривала чай для постояльцев.
— Что ты делаешь? Ты засыпала в чайник пять ложечек!
— Но так положено, мэ-эм. По ложечке — на каждую чашку, а одна — для чайничка.
— Глупости! — сказала Беттина, отбирая чайник у горничной. Она вынула «легкомысленную» дополнительную ложечку сухой заварки и высыпала ее в жестяную банку. Тот, кто придумал это правило, не считал каждый цент, чтобы поддерживать гостиницу на плаву. Чайная ложка на чашку — этого вполне достаточно.
Беттина покупала дешевый чай, но этого никто не знал. Как-то весной, когда она закупала продовольствие, она заметила, что Джо Кэндлуэлл выбрасывает пустые банки из-под чая с этикетками дорогих сортов. Сославшись на то, что их можно использовать для рассады, Беттина спросила, может ли она их взять. Домой она вернулась с красивыми баночками и, пока никто не видел, пересыпала в них чай, купленный оптом, без упаковки. Она тут же подняла цену за чашку чая, и постояльцы гостиницы думали, что они пьют импортные сорта «Дарджилинг» или «Оолонг».
Беттина поставила кастрюлю с молоком на плиту и мысленно приготовилась к предстоящему столкновению.
Элизабет оказалась перед неразрешимой дилеммой.
Когда ее отец отрекся от нее из-за того, что у нее будет внебрачный ребенок, она сказала себе, что ее это не волнует. Но когда спустя несколько месяцев умерла ее мать и мистер Делафилд не позволил дочери присутствовать на ее похоронах, Элизабет очень болезненно переживала эту утрату. А затем, через год, ее отец попал в больницу из-за десятилетнего пьянства. Она помчалась к нему в больницу, но даже в последние часы агонии он отказывался разговаривать с ней. Когда отец отошел в мир иной, Элизабет в первый раз в жизни почувствовала, что у нее никого нет на всем белом свете. Ей стало страшно, она надеялась, что это чувство скоро пройдет, но со временем оно только усилилось, пока она окончательно не осознала, как это ужасно лишиться семьи. Она переживала не из-за себя, а из-за Гидеона: если с ней что-нибудь произойдет, он останется абсолютно один.
Хотя это не совсем так. У него была сестра.
План Элизабет состоял в том, чтобы обсудить с Фарадеем, как лучше начать этот разговор, и предложить ему в тихой и задушевной обстановке вместе рассказать эту новость Моргане и Гидеону. Но, прибыв в гостиницу, Элизабет узнала, что Фарадея давно здесь нет. Элизабет в разочаровании ходила из угла в угол. Гидеон имел право знать, что он не один на свете, что он кровью связан с еще одним человеком. Но как ему сказать правду, не объяснив всего остального?
В дверь кто-то постучался. Она удивилась, увидев на пороге Беттину с подносом в руках. Элизабет думала, что молоко принесет горничная.
— Нам нужно поговорить, — резко проговорила Беттина.
— Конечно.
Когда Беттина переступила порог, Элизабет с молоком вошла в смежную комнату и сказала Гидеону, что она скоро придет к нему. Она вернулась в комнату, где ждала Беттина, плотно закрыв за собой дверь.
— Еще раз спасибо вам за вкусный обед, — поблагодарила Элизабет, которая так и не притронулась к куриной шейке.