Последний романтик
Шрифт:
У него было столько встреч и обязательств, что нередко он отсутствовал в своем уединенном лесном жилище в течение нескольких дней. И всё это время Донна Генри, его девушка и старая походная попутчица, просиживала одна в вигваме. Она сидела и наблюдала за природой, пока ее любимый читал очередную лекцию, сам сидел на лекции, танцевал на индейской сходке или стоял в окружении восхищенных почитателей, – и с каждым днем это времяпровождение казалось ей все менее и менее безмятежным. В отсутствие Юстаса Донне было нечем заняться, кроме как наводить в вигваме порядок (теперь она признает, что сама виновата в том, что не смогла вести независимое существование, не оглядываясь на мужчину, которого боготворила).
И иногда, когда Юстас и Донна всё-таки оказывались вместе, он бывал с ней
Шли месяцы, и с каждым днем Донна уверялась в мысли, что ничего не может сделать правильно и, даже если постарается, ей никогда не угодить Юстасу. Каждый день она переживала из-за того, что на этот раз вызовет его недовольство. А потом, одним холодным январским днем, наконец сломалась. Юстас пришел домой и принес несколько белок, которых нашел сбитыми на дороге. Бросил их на пол и сказал: «Свари нам на вечер суп». И тут же ушел на следующую встречу.
«Не забывайте, – вспоминает Донна теперь, – это он мечтал о такой жизни, а я соглашалась с ним и жила в его вигваме, потому что любила. Но я не умела варить суп из белок. Я же из Питтсбурга. Он лишь сказал, что головы надо оставить, чтобы ни кусочка мяса не пропало. И вот я сидела и пыталась снять мясо с костей, не зная, что лучше сварить тушку целиком, и тогда мясо от костей само отделится. Разумеется, у меня почти ничего не получилось. Но я сделала всё возможное и оставила головы плавать в супе, а кости закопала в лесу за вигвамом. Когда Юстас вернулся и заглянул в котелок, где плавали беличьи головы, он спросил: «А где же мясо? И где все кости?» Я рассказала ему, что сделала, – и он пришел в ярость. Он так разозлился, что заставил меня пойти на улицу – в январе, посреди ночи, – выкопать эти чертовы кости и показать их ему, чтобы я убедилась, сколько мяса пропало понапрасну. Потом он заставил вымыть кости и сварить новый суп. Через четыре дня я от него ушла».
После этого Донна и Юстас шесть лет не разговаривали. Донна занялась изучением индейской культуры. Переехала в резервацию и вышла замуж за индейца народности сиу – прежде всего потому, что ей казалось, будто он заменит ей Юстаса. Но ее брак был несчастливым. Ради сына – его звали Тони – она собралась с духом и стала жить одна. Впоследствии снова вышла замуж (на этот раз за хорошего человека), основала собственное успешное издательство и родила второго ребенка.
И всё же спустя двадцать лет Донна по-прежнему любит Юстаса. Ей кажется, что они были созданы друг для друга и он просто дурак, что на ней не женился. Несмотря на «глубокие эмоциональные отношения» с нынешним мужем, порядочным человеком (который без вопросов смирился с так и не угасшими чувствами жены к бывшему любовнику, приняв Донну Генри такой, какая она есть), несмотря на опасения, что «Юстас не умеет любить, только руководить», она верит, что ее предназначение на этой Земле – быть «идеальной спутницей» для Юстаса Конвея. И что, возможно, их история будет иметь продолжение. А пока она каждый год посылает сына в летний лагерь Юстаса на Черепашьем острове, где тот учится быть мужчиной.
«Для моего сына Юстас Конвей – герой, – говорит она. – Не знаю, будут ли у Юстаса когда-нибудь свои дети, но если в душе он считает детьми своих учеников, мой Тони – один из них».
Что касается Юстаса, он вспоминает о Донне с нежностью. «Из всех людей, которых я встречал, она обладала самой удивительной природной выносливостью. Сильная попутчица, готовая к приключениям». Донна была замечательной, и из нее вышла бы прекрасная жена – но он был слишком молод для брака. Когда я спросила его, помнит ли он знаменитую историю с беличьим супом (вообще-то, я сказала так: «Пожалуйста, Юстас, скажи, что всё было не так!»), Юстас вздохнул и ответил, что это не только реальный эпизод, но и один из тех случаев, что повторяются «снова и снова с
Но, вернувшись домой в тот вечер, я обнаружила на автоответчике сообщение от Юстаса. Он задумался об истории с беличьим супом и ни в коем случае не хотел, чтобы я неправильно его поняла. Он вспомнил, почему вел себя так жестко. Причина того, почему он заставил Донну выкопать беличьи кости среди ночи, заключалась в том, что для него это была прекрасная возможность научить ее свежевать белку правильно!
«И к чему выбрасывать хорошее мясо? – продолжал он. – А то, что был январь, только сыграло нам на руку: температура была низкая, и мясо прекрасно сохранилось в холодной земле. Если бы дело было летом, я обо всем забыл бы – ведь мясо давно протухло бы на солнце, покрылось личинками и насекомыми. Должно быть, я принял все это во внимание и понял, что мясо хорошее и шанс научить Донну идеальный. Вот я и решил, что нельзя так просто его отбрасывать, понимаешь? Поэтому, когда я попросил ее выкопать кости, я действовал из чистой логики».
Завершив свое сообщение в надежде, что мне теперь все ясно, Юстас пожелал мне приятного вечера и повесил трубку.
«Что пытается доказать этот современный Робинзон?» – вопрошал один из многих газетчиков, наведавшихся в вигвам Юстаса за годы его обучения в колледже. И приводил ответ Юстаса на этот вопрос: «Ничего. Большинству людей нравится жить в домах, смотреть телевизор и ходить в кино. Мне нравится жить в вигваме, смотреть, как падает с неба дождь или снег, и слушать язык природы. Если им кажется, что деньги и материальные ценности в жизни главное, разве я могу их осуждать? В ответ я прошу лишь, чтобы и ко мне относились столь же непредвзято».
Но на самом деле всё было не так просто. Юстас требовал куда большего, чем неотъемлемое право жить в покое и одиночестве вдали от осуждающих человеческих глаз. Легко сделать так, чтобы тебя все оставили в покое – просто ни с кем не разговаривай, не выходи на улицу и не приглашай к себе в дом репортеров; не говори о том, как тих шум дождя и не пиши книги, которые учат людей, как изменить жизнь. Хочешь, чтобы тебя оставили в покое? Тогда переезжай в лес и сиди там тише воды ниже травы. Это называется отшельничеством, и если не рассылать из своего укрытия «бомбы» в конверте, вполне возможно, что никто не обратит на тебя внимания. Если ты этого добиваешься.
Но Юстас добивался совершенно иного. По сути, его желания были противоположны тому, что он сказал репортеру: он хотел, чтобы люди смотрели на него и задумывались, потому что верил, что знает лучший образ жизни для всех американцев, – и люди должны внимательно рассмотреть этот образ жизни, чтобы понять, что он, Юстас Конвей прав. Он хотел, чтобы люди, которые смотрят телевизор и ходят в кино, увидели, как живет он, задали ему вопросы об его жизни, убедились, что он счастлив и здоров, тщательно обдумали его идеи и опробовали их на себе. Хотел достучаться до них – до каждого из них.
Потому что именно так должен вести себя человек, который стремится изменить мир, а Юстас Конвей по-прежнему видел себя в этой роли. Как и его мать. Когда в 1984 году Юстас с отличием окончил университет, миссис Конвей написала ему письмо, чтобы поздравить с успехами и напомнить, что его путь еще не окончен.
«Это новое достижение на твоем пути – выдающийся успех, достигнутый долгим, тяжелым трудом, – писала она. – Как человек, способный понять и оценить обстоятельства, при которых ты получил диплом по двум специальностям, я аплодирую тебе и поздравляю тебя с великой гордостью и восхищением! Но помни: твое образование должно продолжаться до самой смерти. Только что ты заложил хорошие основы, но я желаю тебе обрести мудрость, которая важнее знаний. Молю Бога, чтобы Он направил тебя на путь и защитил, и благословляю тебя на продолжение путешествия по нашей прекрасной Земле. Твоя гордая и преданная мать».