Последний русский
Шрифт:
– Вино пить, женщин любить, над богом смеяться?
– Не в этом смысле! – горячо возразил я.
Всеволод чуть-чуть подумал.
– Кстати, – продолжал он, – это любопытно. Кого этот шутник Хайям наплодил больше – философствующих безбожников или философствующих алкоголиков? А может, тех и других вместе?
И неожиданно выдал мрачно-циничный, довольно глупый экспромт:
пока в агониимоялежала мамая– Гм-м… Неплохо! – похвалил он сам себя. – Это стоит записать! Пригодится…
– Гениально, мой милый, – сказала Луиза.
– Ясное дело, – усмехнулся Всеволод.
Я-то ему действительно сочувствовал. Я-то знал, как ему и его сестре сейчас на самом деле должно быть тяжело. Моя собственная боль ничуть не утихла. С другой стороны, им, Всеволоду и Стасе, еще «все это» только предстояло…
– По-моему, – покачал головой я, – проза тебе удается лучше.
– Ты так считаешь? А ты в этом разбираешься?
– Такое мое мнение.
– Может быть, – подозрительно и ревниво покосился он, – ты сам кропаешь стишата?
– Нет, не пишу.
– Наверное, кропаешь, но скрываешь.
– Ничего подобного.
Это его немного успокоило. Но, думаю, так до конца и не поверил.
– Стихи – концентрированная творческая энергия, – авторитетно заявил Всеволод. – Прямая связь с Богом. Или, если угодно, с Космосом. Пользоваться этим нужно с предельной осторожностью!
Его «теория» показалась мне несколько заумной, но я опять отметил про себя: иные из идей были словно эхо моих собственных размышлений. Вдобавок, я еще ни разу не наблюдал вблизи человека, имевшего наглость называть себя писателем и поэтом.
– Теоретически, – очень серьезно объяснял Всеволод, – это все равно – проза или стихи. То и другое – своего рода магическое перекодирование-перепрограммирование реальности. Если ты дилетант, лучше не суйся. Не то тебе несдобровать… Лично я предпочитаю описывать лишь произошедшие, в лучшем случае текущие события. Ни в коем случае не будущие. По крайней мере, пока не достигну определенной степени мастерства и посвящения и не смогу создавать такие супертексты…
Это, конечно, было кокетство. Он-то как раз считал себя посвященным, большим мастером, создающим супертексты и так далее.
В этот момент в наш разговор вмешалась троица Свирнин-Кукарин-Черносвитов.
– А это известная вещь, – со всей серьезностью провозгласил Черносвитов, – читать книги вредно! Слава богу, никто теперь их и не читает. И не будет читать. Тем более те, которые ты, Всеволод, собираешься написать. Я бы их читать не стал, если бы меня на части резали.
– Это почему? – язвительно усмехнулся Всеволод. – Мозгов не хватает?
– Душу потерять не хочу!
– Действительно, – тут же прокомментировал это глубокомысленное заявление Свирнин, – есть мнение, что литературные тексты, причем качественные тексты, особым образом влияют на психику человека. Не только разрушают чувство реальности, но нарушают нормальное восприятие мира. То есть, в конечном счете, деформируют душу…
– Книги шизофренизируют сознание, – поддержал Кукарин. – Это известный факт. Книга вообще сугубо масонское изобретение.
Всеволод их, естественно, слушать не стал.
– Сами вы сугубо масонское изобретение! – проворчал он, махнул на ребят рукой как на безнадежных.
– То, чем ты пытаешься заниматься, Всеволод, – мягко заметил Макс, – не что иное, как просто разновидность психологического тренинга. Вряд ли это имеет отношение к так называемым магическим ритуалам…
Но и ему Всеволод не внимал.
– Именно магические! Если делать вид, вести себя так, как будто нечто происходит – хотя бы на бумаге – это начинает происходить и на самом деле.
– Он ценит мнение только двух людей, – с улыбкой сказала мне Луиза.
– Первый, конечно, – он сам, – предположил я. – А кто второй?
(Умирающая мама? Сестра Стася? Может быть, сама Луиза, наконец?.. Этого я, конечно, не произнес вслух.)
– Он, Всеволод, пожалуй, не первый, – лукаво заметила Луиза. – А первый – Владимир Николаевич.
– Опять! – вырвалось у меня. – Прямо-таки какой-то учитель жизни – этот ваш Владимир Николаевич! Кто он вообще такой?
– Может быть, у тебя будет случай самому у него спросить.
– О, тебе еще предстоит с Владимиром Николаевичем познакомиться! – многозначительно захихикал мне в ухо Евгений. – Это такой человек! Всеволод иногда и для него пишет кое-что…
Странно, что при этом и остальные, услышав это имя – Владимир Николаевич, – обменялись весьма многозначительными взглядами.
– Владимир Николаевич? – воскликнул я. – Тот самый деятель, у которого вы все – под крылом?
– Погоди, познакомишься! – заверил меня Евгений. – И ты запросишься к нему под крыло, Сереженька.
Я махнул на него рукой и снова повернулся к Всеволоду. Меня интересовало нечто другое.
– Ты, кстати, выбираешь для своих сочинений довольно странные темы, – заметил я, имея в виду рассказ о мальчиках и кошачке.
– Но тебя-то зацепило! – усмехнулся Всеволод.
– Да как тебе сказать… – пробормотал я. – Однако странно все это.
– Вот-вот! Я же говорю – магия. Цепляет – это главное!
– Я только хотел сказать, что это не очень-то согласуется с твоим собственным рассуждениями о Космосе и Боге, перекодировании и перепрограммировании. Странное содержание, микроскопические происшествия…
– В сущности, для меня совершенно неважно содержание текстов, Сереженька. Главное – впечатление и реакция, которую они производят. Я уже объяснял насчет состояния творчества. Особого дара развертывать сюжет сразу в двух плоскостях. Взаимопревращения материального и виртуального. В идеале – чистая магия. Такими и должны быть тексты. То, чем я занимаюсь, – что-то вроде шаманских заклинаний и вызова духов. Нужно уметь общаться с Космосом. Если нужно задобрить высшие силы. Вот это и есть истинное состояние творчества!