Последний рыцарь империи
Шрифт:
– Забываешься, атаман! Дома у себя жинкой командуй, а это наш город. Завтра твои люди должны прекратить грабежи в Одессе. Хватит тебе того, что ты уже награбил в городе и получил из военного имущества и провианта интервентов. Смотрю, и так уже раздулся, как клоп.
– А если я тебя не послушаю? – спросил Григорьев, наливая в рюмку новую порцию водки. – Спрашиваю просто из любопытства…
– Тогда я объявлю войну тебе лично…
– Не забывайся, я – красный командир, – продолжал диалог Григорьев. – Так что воевать придется с советской властью…
– Я это предвидел… Ты не поверишь, но я теперь тоже красный командир.
После этого
– Клянусь мамой, я еще поставлю тебя к стенке, – произнес атаман.
– Григорьев, будем считать, что ты меня услышал… – сказал Винницкий и со своими товарищами присел к соседнему столу. – Официант, прими заказ.
Ошарашенный, атаман Григорьев какое-то время сидел в ожидании стрельбы, а когда понял, что убивать его пока не собираются, медленно поднялся и пошел к выходу из ресторана, понимая, что власть в городе явно меняется.
Генерал Судоплатов и курсант Карпицкий уже прошли на террасу и теперь сидели в креслах, укрытые шерстяными пледами.
– Моисей, ставший вскоре Мишей Япончиком, меня тогда восхищал, не скрою, – продолжал свои воспоминания генерал. – Он был всего на год старше меня, а под его началом уже ходило две сотни бесстрашных парней отряда еврейской самообороны. Чуть позже я узнал, что в трудные для евреев времена Винницкий, чтобы спасти многих из них, действительно сотрудничал с большевистским подпольем. В частности, с Григорием Ивановичем Котовским, в разговоре с которым и посетовал на то, что люди атамана Григорьева, который возомнил себя «красным маршалом», дискредитируют и Красную армию, и советскую власть, а в месте сосредоточения его людей обнаружили цистерну со спиртом, полупьяных солдат и несколько вагонов с награбленным добром. Тогда-то Котовский, скорее всего, и предложил ему с его отрядом помочь в ликвидации Григорьева, который уже давно перестал подчиняться руководству штаба Красной армии. Япончик согласился, а чтобы догнать уходящую из Одессы банду Григорьева, он попросил у Котовского тот самый бронепоезд. Мой знакомый железнодорожник Николаев с товарищами в спешном порядке его подремонтировал. Николаев же, по моей просьбе, уговорил машиниста этого бронепоезда, чтобы тот взял меня в помощники…
– Если бы не вы, то ни за что бы не поверил, что такие кульбиты в жизни вообще возможны… – произнес Кирилл.
– Согласен. Это были незабываемые месяцы. А закончилось все тем, что зимой 1920 года я снова оказался в рядах Красной армии. Более того, в Особом отделе стрелковой дивизии, в которой теперь числился официально. Воевали сначала с Деникиным, потом с белополяками, а вскоре мы уже принимала участие в разгроме петлюровских отрядов. В одном из боев маузер, подаренный мне комиссаром Упитом, дал осечку, что и спасло тогда жизнь Петлюре.
– А чем объяснялся интерес этого латыша к вам лично? – уточнил курсант.
– После того как он узнал о том, что я имею оконченное начальное образование и знаю украинский язык, то решил послать меня на ускоренные курсы политработников в Киев… И вновь кто-то незримо вмешался в мою судьбу… Буквально на следующий день потребовалось срочно заменить погибшего телефониста. И выбор пал на меня, как наиболее подготовленного для этой должности. А теперь, мой юный друг, думаю, что вам пора отдохнуть. В гостевой комнате на втором этаже вы найдете все, что вам необходимо…
Кирилл Карпицкий поднялся и прошел в дом, а Судоплатов, оставаясь на террасе, задумался, уже вспоминая первые годы своей службы в ЧК, когда он еще тайно завидовал своему старшему брату Николаю, который служил в пограничных войсках ВЧК.
Дом, в котором спали чекисты, подожгли со всех сторон.
Один из чекистов, который должен был охранять сон товарищей, заснул в сенном сарае. Он проснулся, когда уже звучали первые выстрелы, и сейчас сквозь щель в стене со страхом наблюдал за тем, как убивали чекистов, выскакивающих из пылающего дома.
В это время за его спиной раздался зычный голос:
– Бандера, подь сюда, тут еще один жидовенок сховался.
Павел внимательно вчитывался в строки срочной телеграммы: «Группа сотрудников Особого отдела дивизии сегодня ночью была расстреляна украинскими националистами…» Павел помнил, что именно с этой группой на очередное задание уходил его родной брат Николай.
По улицам города, разгоняя кур, скакал боец конного полка Красной армии Павел Судоплатов с шашкой и маузером на боку.
На кладбище, после того как прозвучали пламенные речи о борьбе с националистическим подпольем на Украине, а тело брата было предано земле под залпы ружейного салюта, к Павлу подошел начальник местного ЧК Кочубей и попросил на следующий день зайти к нему для разговора.
Павел согласно кивнул головой и вскоре остался у могилы брата один. Вот тогда-то волна воспоминаний, как бывает в таких случаях, захлестнула его. Он вспоминал, как вместе с Николаем они уходили в ночное пасти коней, как пекли в золе картошку, и то, как старший брат однажды поймал в корягах огромного сома. Вспомнил Павел и то, как бежал по пыльной дороге вслед уходящему полку, в который был принят Николай, умолял брата взять его с собой… И вот брата уже нет в живых.
Утром следующего дня местные подростки, хорошо знавшие Павла, увидев его на рынке, попросили его дать им пострелять из маузера, обещая взамен показать обнаруженный ими схрон, с оружием на старой мельнице. Судоплатов решил сначала сам проверить эту информацию.
Всю ночь Павел просидел в засаде. Ближе к рассвету двое бандитов приехали на телеге, чтобы забрать оставленное для них оружие и боеприпасы. Бежать за подмогой было уже поздно. Судоплатов поднялся в полный рост, взвел курок маузера и, сделав шаг вперед, споткнулся о камень. Последующий непроизвольный выстрел заставил бандитов самим поднять руки вверх…
Утром верхом на коне и с маузером в руке молодой Судоплатов в окружении восторженных подростков, гарцевал, сопровождая в ЧК телегу с оружием, которую за оглобли тянули бандиты.
– Дите малое… – произнес Кочубей, увидев эту картину из окна своего кабинета.
– Пусть еще и дите, а не побоялся один против трех пойти, – произнес стоявший рядом опытный сотрудник ЧК Ермачков. – Чекист из него точно выйдет!
– Иди принимай арестованных, а Павлу скажи, чтобы зашел ко мне.