Последний самурай
Шрифт:
Р. Д. подумал, что это просто неуместно, даже смешно — сравнивать такие вещи, но затем отверг эту мысль. И ему вдруг показалось, что вообще-то вполне можно начать дискуссию о влиянии Гомера на Виргилия, используя Сицилианскую защиту.
Рай Лопес, произнес Х. К., словно читавший его мысли.
Р. Д.: Рай ЛОПЕС! Как, скажи мне на милость, МОГУ я использовать тут Рая ЛОПЕСА?
Х. К. медлил с ответом...
Р. Д.: Если уж ставить вопрос таким образом, то они, ПО ВСЕЙ ОЧЕВИДНОСТИ, ВСЕГДА белые.
& тут он снова погрузился в отчаяние, правда ненадолго.
Х. К.: Черные выигрывают через 4 хода. Два коня & ладья, шах и мат через 6 ходов.
Нет, сказал Р. Д., встал и, сцепив пальцы, обхватил голову руками. И заходил взад-вперед по комнате. А потом, наконец, сказал: Да. ТЕПЕРЬ я понимаю.
Как бы там ни было, каковы бы ни были результаты того необычайного ночного матча использовал ли Р. Д. в дебюте и миттеншпиле игры только что выведенную им аксиому, чтобы добиться желаемого эндшпиля этой самой игры, неизвестно да и не важно. Важно то, что с тех пор они с Х. К. стали закадычными друзьями & вечными соперниками. Х. К. заставил его стремиться к победе, потому что игра, в которой человек не стремится к победе, вообще не в счет. И всякий раз, садясь играть с Р. Д. в шахматы, он удерживал своего противника и товарища от навязчивых размышлений о Сократе. Позже ему пришлось играть с ним в шахматы, чтобы преодолеть влияние Френкеля.
Френкель был евреем, бежавшим из нацистской Германии в Англию. По прибытии туда он занял должность профессора кафедры классических языков в колледже «Корпус-Кристи» при Оксфордском университете, где он вел семинары по древнегреческому. На занятия к нему ходили лишь немногие студенты, и даже те немногие, которые ходили, посещали семинары лишь с разрешения наставника, — уж очень грозен и строг был этот профессор Френкель. Х. К. прослышал об этих семинарах — где и как, осталось невыясненным, — и тут же решил начать на них ходить. Спросил разрешения у наставника, на что тот ответил, что с этим лучше подождать. И тогда Х. К. подумал: «Но это просто глупо. Если я пойду, все будут говорить: «Он начал ходить на семинары к Френкелю еще на первом курсе, когда ему было только пятнадцать». День рождения у него был в середине октября, но если ждать, когда тебе стукнет шестнадцать, то можно и целый семестр пропустить.
И раз Х. К. стал ходить на эти семинары, то уж Р. Д. сам Бог велел тоже их посещать, ведь в противном случае Х. К., чего доброго, мог бы вообразить, что получает некое не совсем справедливое преимущество перед своим товарищем и соперником. Будучи по натуре человеком застенчивым и даже робким, Р. Д. заметил, что может с этим и подождать, хотя бы до второго или третьего курса. Шахматная доска в таких ситуациях не поможет. На что Х.К со свойственным ему отчаянием и напором заявил следующее: Это просто смешно! И напрочь забыв о Сократе, заявил далее, что постыдно не само невежество и незнание, а отказ учиться, приобретать новые знания. Он также сказал, что, судя по слухам, профессор Френкель порицает отсутствие должного старания у английских студентов. И что он якобы заявил следующее: ГЛАВНОЕ — они должны перестать пользоваться вздорными методами с самого НАЧАЛА своей научной карьеры. Р. Д. сказал: Да, но он, вероятно, просто не пустит нас в класс, в ответ на что Х. К. заявил: Предоставь это мне.
Х. К. было пятнадцать, а выглядел он на двенадцать. Он пошел в Корпус Кристи еще до завтрака и довольно долго ждал возле дверей аудитории, где проводил семинары Френкель. И когда этот великий человек появился, начал бормотать нечто несвязное на тему «вздорных методов» и «начала научной карьеры». И профессор пригласил его войти и показал какие-то отрывки из греческого, которых Х. К. до сих пор ни разу в жизни не видел, и попросил его прокомментировать их. И когда увидел, что Х. К. не опозорился полностью, сказал, что приглашает его с другом пройти в его классе испытательный срок.
И вот однажды профессор Френкель заявил на семинаре, что настоящий ученый, взглянув на любое слово в любом контексте, должен тут же сообразить, в каком еще контексте может встретиться это слово. На Х. К. эта его ремарка не произвела впечатления, зато Р. Д. воспринял ее очень близко к сердцу. И чем дольше он работал, тем больше любой текст начинал походить у него на скопление айсбергов, где каждое слово походило на снежную вершину, венчающую каждый из этих самых айсбергов, подводная часть которых являла собой гигантскую обледенелую массу из взаимно пересекающихся значений. И вот теперь вдобавок к сократовским сомнениям при ответе на вопрос у него возникло убеждение, что при любом лингвистическом анализе настоящий ученый должен поднять и переворошить весь этот айсберг. Тем временем Х. К. страшно тосковал на этих занятиях, сам процесс сопровождения строки бесконечными комментариями казался ему бессмысленным и смертельно скучным; и оживлялся он на семинарах Френкеля лишь когда вспоминал, что ему только что исполнилось шестнадцать.
Прошло пять семестров, и вот настало время переходных экзаменов.
Всю ночь напролет перед первым экзаменом все студенты провели в жарких дебатах об авторе «Илиады» и «Одиссеи», а Х. К. и Р. Д. сидели за шахматной доской, и Х. К. знай себе твердил: «дебют, миттеншпиль, эндшпиль», а Р. Д. повторял, что это совсем другое, в ответ на что Х. К. предлагал установить таймер на 5 минут для каждого.
Х. К. и Р. Д. перешли на курс, где основное внимание уделялось изучению истории и философии. Х. К. хотел перейти на другой курс & изучать арабский & блистать своими знаниями в Институте востоковедения. Что же касается Р. Д., он не только воспринял близко к сердцу слова Френкеля и Сократа, он также воспринял очень близко к сердцу слова Виламовица. И не раз пылко доказывал, что Виламовиц считал историю и философию главными составляющими Altertumswissenschaft, 22 и спрашивал, что ему теперь делать? Х. К. твердил, что они должны изучить арабский и блистать своими знаниями в Институте востоковедения, на что Р. Д. возражал, что в основе освоения каждой науки лежит использование обоснованных методов подхода к этой самой науке. Произвело ли это впечатление на Х. К., так и осталось невыясненным. Он был не из тех, кто принимает все близко к сердцу, но в глубине души был истинным спортсменом, а потому не мог заставить себя пойти учиться на курс, где и не пахло духом соревнования.
22
Altertumswissenschaft (нем.) — наука о древности, древняя история.
Прошло еще семь семестров, и вот настало время последних, выпускных экзаменов. Р. Д. зашел в комнату к Х. К. Р. Д. чувствовал, что, проведя два с половиной года за изучением обоснованных методов подхода к науке, было бы нечестно и недостойно с его стороны вдруг отбросить их все, точно он какой-нибудь 19-летний абитуриент, не имеющий о философии ни малейшего понятия. С другой стороны, он опасался, что, должно быть, он все же чего-то недопонял, поскольку кто, как не философы и историки, придумали все эти экзамены, которые должны сдавать студенты и абитуриенты. И вот он принялся расхаживать по комнате, рассуждая о Сократе, & Виламовице, & Моммзене, в ожидании, когда Х. К. достанет шахматную доску. И само собой разумеется, Х. К. достал шахматную доску.
И они без долгих слов приступили к игре. Таймер выключился как раз перед тем, как Р. Д. собрался сделать свой пятый ход. Х. К. снова включил его & начал расставлять фигуры. Р. Д. обхватил голову руками.
И сказал: Но это совсем другое.
А потом добавил: Будет ли этому КОНЕЦ?
Х. К. сказал: Тебе больше никогда не придется сдавать экзамен.
А потом добавил: Ну, разве что еще один. Что? удивился Р. Д.
Ол-Соулз! 23 воскликнул Х. К., который до сих пор надеялся, что будет считаться самым молодым студентом за последние сто лет.
23
Ол-Соулз, Колледж всех душ — научно-исследовательский совет при Оксфордском университете; студенты туда не зачисляются, звание члена совета является почетным и присваивается выпускникам после успешно сданных экзаменов, а также видным ученым.