Последний снаряд
Шрифт:
Эшелон, в котором был Матвей Тимофеевич, не сразу отправили на фронт. Когда оглушённые и засыпанные землёй Ратиков и красноармейцы военного эшелона услышали стихающий гул уходящих самолётов, раздалась команда:
– От-бой!..
И вслед за этим:
– Становись!.. Шагом арш!
Теперь красноармейцы шли не к железнодорожным путям, где стоял пустой эшелон, а от него, в глубь леса, где были замаскированы ветками подземные казармы учебного батальона...
Наутро для необстрелянных бойцов, испытавших накануне первую в жизни бомбёжку, началась военная наука.
Трудно было предположить, что вчера вечером в нескольких километрах от этого тихого и такого по-осеннему великолепного леса вздыбливалась земля, обрушиваясь на бойцов лавиной грязи, комьев, веток и камней. Теперь же солнечные лучи просвечивали сквозь кружевную листву дубняка, ложась светлыми пятнами на гимнастёрки; птицы пели и подсвистывали как-то особенно, а может быть, так казалось потому, что люди знали: где-то рядом война - кровь, грохот, смерть, а вот здесь - пение птиц...
Первое задание командир отделения Ратиков дал красноармейцу Комару. Фамилия этого парня досталась ему как бы в насмешку. Толя Комар возвышался на две головы над своим командиром. У него был большой, всегда чуть приоткрытый рот, толстые губы и удивлённо выпуклые зелёные глаза.
– Ну, что уставился на меня?
– улыбаясь, спросил Комара Ратиков. Подтянись... Так. И гимнастёрку заправь. Хорошо. Будешь боец-молодец. Во как подобрался!..
Теперь и Комар улыбался. Матвей Тимофеевич знал нехитрый секрет воспитания. Не обязательно, уча человека, всё время только приказывать и выговаривать. Надо и похвалить и ободрить. Это часто даёт куда больше, чем окрик или наказание.
– Так вот, Комар, пулемёты противника там и там, - указал рукой Ратиков.
– Нужно перебежать к железнодорожной ветке - она, считай, там, где повалены те две берёзы. Так, вот, значит, нужно исправить повреждение и живым вернуться обратно. Во как! Понятно?
– Не.
– Что не понятно?
– Чего там в берёзах исправлять?
– Ты, Комар, должен подбежать, подкопать первый ствол берёзы видишь, где ямка?..
– Вижу.
– Подлезть под берёзу, обогнуть её и прибежать обратно. Это и будет считаться "исправить повреждение".
– Понятно!
– радостно воскликнул Комар.
– Бегу.
– Погоди. Ты должен помнить, что враг обстреливает железнодорожную ветку. Если не исправить повреждение, пойдёт под откос наш эшелон погибнут люди. Но исправить надо так, чтобы наших людей спасти и самому остаться в живых. Во как! Теперь исполняй.
– Понятно! Исправить и остаться живым.
Комар побежал. Он нёсся что было сил, будто какой-то злой волшебник мчался за ним по пятам: канава преградила путь - перепрыгнул, холмик перескочил.
Ратиков стоял перед строем. Он говорил:
– Глядите внимательно! Разговоры отставить!
И все смотрели туда, где Комар, распластавшись на земле, подкапывал белый, в чёрных полосках ствол дерева. Как брызги воды, во все стороны летела рыхлая земля, а бойца и видно не было: защитная гимнастёрка сливалась с местностью. Но вот голова Комара показалась по ту сторону бревна. Он на мгновение выпрямился, тут же пригнулся и стремительными перебежками, то пряча голову в плечи, то плашмя падая и переползая по-пластунски, стал приближаться. Уже видны были его мокрые красные щёки, открытый рот, выпученные глаза. Одной рукой он прижимал лопатку к бедру, а другой держал винтовку.
Вытянувшись, как положено перед командиром, Комар доложил:
– Ваше приказание выполнено - повреждение исправлено.
– Нет, - сказал Ратиков, - приказание не выполнено. Было приказано вернуться живым. А тебя по дороге к берёзам и там, когда ты стал во весь рост, пять раз убили. Задание повторить!
Тяжёлым был этот день и для бойцов, и для младшего командира Ратикова.
ВЗРЫВ МОСТА
Тяжелее становилось с каждым днём. Ведь война торопила: скорее на передовую. Про себя Ратиков часто повторял поговорку: "Всё, что можешь назвать своим, лежит в твоём сегодня". А вспоминал он к тому, что знал: обучил сегодня бойцов маскироваться - хорошо. На завтра наметил другой урок, а будет ли этот урок, кто знает. Может, снимут отсюда и пошлют вперёд. Может быть, и снимать с места не придётся: враг сам сюда придёт.
Вот почему торопился Ратиков. Свою команду он обучал трудному и опасному делу минёров-подрывников.
Вскоре отряд минёров-подрывников снова услышал команду:
– Стройся! По ва-го-нам! Бегом марш!
Недолго постукивал на стыках воинский состав, а уже стали слышны, точно вздохи какого-то великана, голоса орудий.
Передовая была совсем рядом - за рекой.
Матвей Ратиков получил приказ заминировать и держать в постоянной готовности к взрыву мост через реку.
Не знаючи, можно подумать, что взрывать мосты просто. Заложил взрывчатку, поджёг - бах, и нет моста.
Однако это совсем не так.
Сначала сапёры-подрывники должны охранять мост - спасать его, чего бы это им ни стоило. Ведь по мосту движутся наши части. Их надо оберегать от фашистских "мессершмиттов" и "хейнкелей", как от хищных ястребов, которые кружатся над ним и норовят угодить бомбой в мост. И в то же время надо было, сохранив мост, превратить его в огромное хранилище взрывчатки.
Минирование моста было не таким-то простым делом. В его устои и фермы были заложены ящики с толом, который напоминал бруски обыкновенного хозяйственного мыла. Подрывники протянули уже провод от моста к взрывной машинке. Уже залегли в укрытие старшина Ратиков и красноармеец Комар.
Матвей Ратиков знал: взрыв моста должен вывести из строя участок железной дороги, которой фашисты стремятся овладеть во что бы то ни стало. Если мост выйдет из строя, фашистам придётся продвигаться по крюку в двести километров. А не взорвать мост - они выйдут на прямую дорогу к Москве.
Вот какое значение имел этот взрыв.
Два дня надо было провести на мосту, который невозможно замаскировать, спрятать от вражеских самолётов.
Трудное это было время у Матвея Ратикова да и у всего отряда минёров-подрывников. Особенно не терпелось Толе Комару. Он спрашивал Ратикова:
– Ну как там, скоро взрывать будем?
– Теперь скоро, - говорил Матвей Тимофеевич.
– Терпежу нет.
– Хорош сапёр без терпения! Помолчал бы, Толик...
– Молчу...
Но задавал вопросы Матвею Ратикову не только Комар. В один из двух последних дней жизни моста, когда его готовили к взрыву, командир сапёров-подрывников пришёл к Ратикову с немолодым военным, у которого из-под пилотки выбивались седые волосы.
"Странно, - подумал Матвей Тимофеевич, - на военного совсем не похож, и потом, чем-то он мне знаком. Когда, где я его видел?"