Последний свидетель
Шрифт:
— Мы не шутим с тобой, — предупредил Приколист. — И мы торопимся. Поэтому расскажи нам, где взяла столько баксов, — и можешь сваливать на все четыре стороны. А не скажешь — мы найдем способы развязать одному из вас язык.
— Например, вот так, — сказал Лысый, доставая нож. Он выщелкнул лезвие и приставил его к горлу Алика.
— Или вот так, — продолжил Брежнев, быстрым движением схватив Наташу за край платья и рванув к себе. Девушка дернулась, и ткань затрещала.
— Отпусти, козел! — яростно выкрикнула Наташа, но Брежнев и не подумал слушаться. Платье
— Ты думаешь, что раз ты баба, так тебя и тронуть нельзя? — зашептал Брежнев, для которого эта оплеуха значила меньше, чем комариный укус. — Раз ты такая смазливая, то с тобой будут церемониться? Так ты думаешь?
И он ударил Наташу по лицу наотмашь. Девушка отлетела на несколько шагов и упала навзничь, на несколько секунд потеряв сознание. Приколист посмотрел на раскинутые в падении загорелые гладкие ноги и подмигнул Брежневу:
— Может, начнешь? Откроешь сезон?
— Пошла она на хер! — недовольно ответил Брежнев, вытирая кровь с кулака. — Давайте заканчивать, мужики, что-то мы тут застряли, а толку никакого...
Лысый воспринял его слова как руководство к действию. Он встряхнул Алика за шиворот, убедился, что тот пришел в сознание, и подтащил парня к распростертой на земле Наташе.
— Видишь? Видишь, до чего ты достукался своим упрямством?
— Гады, — прошептал Алик.
— Где баксы? — Лысый показал Алику сверкающее лезвие ножа. — Говори, сука, иначе мы твоей бабе сейчас косметическую операцию сделаем!
Алик видел нож, видел, как тонкая полоска крови стекает по подбородку на Наташину шею и течет дальше, на грудь...
Этой красной ленточки, грозившей опоясать все тело девушки, он испугался больше, чем ножа, и больше, чем боли.
— Не трогайте ее, — прошептал он. — Я вам все покажу...
И он виновато посмотрел на Наташу. Он чувствовал себя предателем. Он украл ее мечту. Он украл ее будущее.
Хотя, возможно, спас ей жизнь.
Возможно.
20
Дом Селивановых был пуст. Записка, найденная в одной из комнат, гласила: «Что-то случилось с Аликом. Ушла к нему. Наташа».
— Кто такой Алик? — Бондарев посмотрел на майора, а тот развел руками. — Найдите ее родителей, узнайте, кто такой Алик.
Он посмотрел на часы. Время неумолимо утекало, но ничего не происходило. Не было сумки, не было Селивановой. Не было Шустрова.
В двенадцать на милицейской машине привезли родителей Наташи Селивановой. Те растерянно смотрели на заполонивших дом людей и были напуганы исчезновением дочери не меньше, чем мэр — захватом своих детей в заложники. Наташина мать минут десять смотрела в записку, прежде чем сообразила, о каком Алике идет речь.
Через пять минут милиционеры стучали в калитку дома Алика, но та была закрыта. Перелезли через забор, но это незаконное вторжение в частные владения не принесло результатов — в доме никого не было. В отличие от Наташи Алик не оставил своим родителям даже записки.
В половине двенадцатого, устав от бестолкового сидения в селивановской кухне, Бондарев сказал:
— Ладно, будем считать, что мы ее не нашли.
— Что? — вздрогнул майор. — Еще полтора часа!
— Предположим, что полтора часа прошли, а у нас нет сумки. С чем мы пойдем на встречу? Будем взывать к милосердию? А, майор? Сможете объяснить троим убийцам, что сумки с миллионом долларов у нас нет и, следовательно, им надо бесплатно отпустить детей?
— Я объясню, но вряд ли они откликнутся на мою просьбу.
— Верно. Значит, надо думать о других вариантах.
— Например?
— Плохо, что у вас нет снайперов, — вздохнул Бондарев.
— А у вас?
— Наши сейчас летят сюда на вертолете. Надеюсь, что летят.
— Что будем делать?
— Для начала найдите синюю спортивную сумку. С надписью «Мальборо».
— А потом набить ее долларами?
— Если они у вас есть.
— А если нет?
— Хороший вопрос. Если бы еще был на него ответ... Я мог бы предложить набить сумку «куклами», а сверху сыпануть настоящих долларов, если такие сыщутся в городе.
— Я думаю, мэр наскребет. И что дальше?
— А дальше... Попробуем всучить им эту сумку. Нам ведь важно вывести детей из-под прицела, так?
— Согласен, — кивнул майор.
— Попытаемся добиться хотя бы этого.
— Может, мне предложить себя в качестве заложника? — вдруг сказал майор. — Они отпустят детей, а я займу их место...
— Когда они увидят, что в сумке — «липа», они вас убьют, — пожал плечами Бондарев. — Риск благородное дело. В отличие от самоубийства. А вы хотите заняться именно самоубийством.
— А если положить в сумку какой-нибудь сюрприз? Дымовую шашку? Банку с нервно-паралитическим газом?
— Или противотанковую мину, — продолжил Бондарев. — Мне нравится ход ваших мыслей, майор. Только и те трое ребят — не клинические идиоты. Наверняка они устроят встречу на открытом воздухе, где от газа не будет никакого толку. Нет, давайте ограничимся синей сумкой. И некоторым количеством купюр зеленого оттенка. Можете размножить их на ксероксе. Есть у вас цветной ксерокс?
— Нет у нас цветного ксерокса, — сказал майор. — Да и времени у нас нет на печатание фальшивых денег.
Выглядел майор в этот момент усталым и подавленным. Он не был готов к тому вихрю событий, что обрушились на Новоудельск. Пожалуй, и никто не был готов.
Но Бондарев считал, что сила человека и состоит в том, чтобы преодолевать внезапные и непредсказуемые явления. Смирять вспышки хаоса и возвращаться к размеренному привычному бытию. Раз за разом. Год за годом.
Он хотел сказать что-то подобное майору, но такие отвлеченные рассуждения вряд ли ободрят начальника новоудельской милиции, у которого не было цветного ксерокса, не было снайперов, не было достаточного количества служебных машин.