Последний сын
Шрифт:
Грузовик уехал, а взгляд классного наставника так и застыл на Ханнесе.
На следующий день в дневнике Ханнеса появилась запись. Родителей вызывали в школу.
Прийти Фина и Телль смогли только в субботу после короткого рабочего дня. В медкабинете, где была обычно лишь медсестра, градусники да зеленка, сгорбившись на кушетке, ждал родителей встревоженный Ханнес. Возле него стоял врач из поликлиники, а сзади на стуле сидел классный наставник.
– Сынок, оставь
Наставник хотел возразить, но Фина тут же дала понять, что иначе разговора не будет.
– Хорошо, – согласился наставник. – Можешь выйти.
Ханнес не мог видеть, что он сказал.
– Тебе разрешили, – пришла на помощь сыну Фина.
Проводив Ханнеса до двери, Телль подмигнул ему.
– Ваш сын не говорил, что произошло? – спросил наставник.
– Нет, – ответила Фина, настороженно косясь на врача.
– Позвольте тогда в вашем присутствии осмотреть его, – сказал тот.
– Для чего это вам нужно? – шагнул вперед Телль.
– Мы уже вчера уже провели осмотр, – встав с кушетки, начал объяснять классный наставник. – Он был как плановый – всего класса. А сейчас просто хотим показать вам – чтобы избежать с вашей стороны к нам претензий.
– Что показать? – осторожно спросила Фина.
– Насколько хорошо слышит ваш сын. В среду – да, в среду – грузовик сигналил ему с двух метров, а он никак не отреагировал. А перед этим я шел за ним от ворот школы и звал все всю дорогу – и тоже безрезультатно, – наставник пытался расхаживать по медкабинету, но не хватало места.
Остановившись у окна, он повернулся к родителям Ханнеса.
– Вашего разрешения на осмотр не требуется.
– Не надо осмотра. Ханнес плохо слышит, – призналась Фина.
– Он вообще не слышит. И не будет слышать, – уверенно заявил врач.
Он направился к двери, но на пути его стоял Телль.
– Вы позволите? – показал на дверь врач.
– Нет, – Телль не сдвинулся с места.
Наставник поглядел в окно.
– Что ж. Сделаем заключение на основе уже имеющихся данных. И укажем отказ родителей от осмотра. Вопрос в том, как давно он не слышит? Сколько лет вы это скрывали?
– Я не знал, что так будет. К нам просто в класс пришел врач, подошел к каждому, посмотрел глаза, горло, послушал – и все, – сказал виновато Ханнес, когда родители вышли из медкабинета.
– Ты не сделал ничего плохого, – присев, Телль положил руки на плечи сына.
Фина повела Ханнеса домой, а Телль отправился к директору школы.
– Вы не могли не знать, – по дороге злобно шептал почти на ухо Теллю классный наставник. – Вы обманули школу. Вы обманули всех нас! Вы обманули страну!
Телль совсем не слушал его. Он думал, что ему, наверное, пришлось бы убить этого человека, если бы, кроме него, сейчас никто не знал о Ханнесе.
– Вам туда! – пропустив Телля в кабинет директору, наставник добавил: – Надеюсь, больше вас не увижу здесь.
Телль обернулся. Дверь за ним уже закрылась. Кроме директора, который тонул в огромном кресле по ту сторону длинного стола, на него смотрели Нацлидер, Нацпремьер и глава Нацобра. Даже у начальника цеха не висело столько портретов, как здесь. Телль думал, что ему предложат сесть. Сам он не решился – из-за Ханнеса.
– Ваш сын не может учиться дальше в нашей школе, – объявил директор.
Его руки лежали на столе ладонями вниз. Он как будто опирался на них.
– Почему? – Телль не удивился этим словам, но от директора хотелось услышать не только их.
– Вы сами знаете, – директор не желал разговора и надеялся, что родитель сейчас уйдет.
– Но Ханнесу нужно учиться. Он хочет учиться, и у него получается, – пытался объяснить Телль.
– Мы не имеем права учить таких детей, как ваш сын, – скрестил руки на груди директор.
– Каких «таких»? – приставив к себе стул, Телль сел.
Ему хотелось, чтобы директор произнес слово, о котором думал. Тот молчал.
– Так каких? – не отпускал Телль директора.
– Не таких, как обычные дети, – наконец, нашелся у того ответ.
– А каких?
Поправив пиджак со значком Нацпартии, директор стал уверенней.
– Пожалуйста, со всеми вопросами обратитесь в инспекцию Нацдетства. Как они решат, так мы и сделаем, – качнувшись креслом назад, сказал он.
В инспекции Телля ждали. Несмотря на отсутствие повестки, дежурный на входе ему сразу оформил пропуск.
– Вот вы опять к нам пришли, – встретил Телля из своего кресла все тот же старший инспектор. – Если вы были членом Нацпартии, с вас спросили бы строго.
– Мой сын преступник? – спросил Телль.
– Нет, – уверенно ответил старший инспектор.
– Тогда почему?
– Таков закон, – словно сочувствуя Теллю, произнес инспектор.
За эти годы он поседел, стал по-другому зачесывать волосы.
– Вообще, вы сами виноваты. Вам потери трех детей было мало? Я бы после второго уже задумался. Вас предупреждали. Вам не рекомендовали…
– Ханнес всего лишь не слышит, – не стал дослушивать Телль.
– Ваш сын относится к категории неизлечимых, – серьезно смотрел на него старший инспектор. – Неизлечимых, понимаете?
– Почему вы не подумаете о том, что, может, из таких детей вырастут ученые, которые и создадут лекарства от неизлечимых сегодня болезней? Или там…
– Да бросьте вы, – уверенно прервал инспектор. – Не вырастут. Условий обучать их нет. Средств на лечение и реабилитацию тоже. Мы окружены санкциями, в стране нет денег.