Последний тамплиер
Шрифт:
Я получил ответ, я спешил воспринять остальное.
Дождь лил, непереставая, четыре дня.
Дождь лил, когда во мраке, одиночестве и голоде я задавал себе вопросы и сам получал на них ответы.
Дождь лил, когда после тьмы меня вдруг озарил свет алого пламени, и бесконечно родной, и в то же время невообразимо далекий голос Жанны провозгласил, опоясывая мои чресла поясом Иоанна:
— Возвожу, приемлю и утверждаю властью, данной мне Единственным и Множественным, Бывшим и Будущим, Несущим и Сотворяющим ….
Рыцарь Иоанн
Это снова она, в своем обычном платье. Где доспехи, где рыцарь Иоанн? Было ли наяву все то, что случилось со мною, или это всего лишь сон? Я снова иду по земле, но вещи вокруг меня почему-то стали другими. И все вокруг стало другим. А я остался прежним.
— Как это возможно? — спрашивал я Жанну, — что ты сделала со мной?
— Я открыла тебе настоящего тебя. Ты впервые познал себя всего, целиком. А раз ты познал себя, значит познал и всех остальных людей. В твоих руках — ключи. Воспользуйся ими с умом. Открой нужные двери.
…. — Я повторяю свой вопрос, — говорит инквизитор, — состояли ли вы в Ордене рыцарей Храма?
— Нет, — отвечаю я, — не состоял.
— А это что? — вопрошает следователь, задирая мне рубашку, хватая за пояс Иоанна.
— Тесьма, призванная ограничивать рыцаря в чревоугодии, дабы его живот не становился подобным брюху свиньи, — сразу отвечаю я.
Следователь восклицает, негодуя:
— Приведите свидетеля.
Я вижу Катарину из Порто, мать Пьера. Ей еще нет и сорока. Принеся клятву на Библии говорить правду и только правду, она переминается, теребя передник, переводит испуганный взгляд с меня на инквизиторов и обратно.
— Верно ли, дочь моя, что сей человек, твой господин, возвел твоего сына в рыцарское звание? — спрашивают ее.
— О да, — отвечает она, — я безмерно благодарна ему за это.
— Каким образом твой сын, крестьянин, стал рыцарем?
— Он… Господин граф говорил, что он очень способный к военному ремеслу. Мой Пьер с детства бегал в замок и возился с доспехами. Дядюшка Гамрот очень любил Пьера. Господин граф говорил, что рыцарем может стать любой, и дворянин и простолюдин, что рыцарь — это как менестрель песни пишет. Это бог дает. Душа нужна особая.
— Отвечайте граф, так ли это?
— Да, это так, ибо нельзя научить человека доблести и душевному порядку, чести и желанию придти на помощь всякому, кому она потребна. Удел быть рыцарем дается человеку Господом. И сколько бы мы ни пытались пробудить в недостойных те возвышенные качества, отличающие рыцаря от профана, наши усилия всегда будут тщетны.
— Что же такого было особенного
— В нем есть врожденная тяга к служению и исполнению своего долга до конца, чего бы это ему не стало.
— Иными словами, он исполнял все ваши приказания с должным рвением?
— В Пьере присутствует природное благородство, совмещенное со скромностью и готовностью к самопожертвованию. Это редкие человеческие качества, святой отец, настолько редкие, что их носитель, если таковой вдруг сыщется, достоин великой чести быть посвященным в рыцари.
— Хорошо, — сказал инквизитор, — ответь мне, Каталина, если бы твой господин приказал твоему сыну отречься от Христа, плевать на крест и возносить на нашего Господа всякую хулу, Пьер поступил бы согласно приказаниям графа?
Крестьянка растерялась, не зная, что сказать.
— Отвечай! — закричал на нее инквизитор.
— Не смей кричать на нее! — воскликнул я, — кто ты такой, чтобы оскорблять ее?
Инквизитор побагровел.
— Отвечай, женщина! — повторил он в том же тоне.
В глазах Каталины заблестели слезы.
— Нет! Нет! — воскликнула она, — мой Пьер никогда не поступил бы так, как говорили вы, святой отец, потому что господин граф никогда бы не сказал ничего подобного!
"Петр от меня трижды отречется… Плюй на крест, или ты один из тех, кто был с Ним?.. Умереть, или жить, чтобы нести свет дальше?.. Плюй, на крест, плюй!.. Лишь предав, ты поймешь, насколько любишь Его, ибо чтобы радоваться свету, нужно познать тьму ".
— …Господин граф никогда бы не приказал никому отречься от Господа! Он очень благочестив и милостив к нам, его слугам.
— Довольно. Уведите женщину.
Каталину увели в боковую дверь, за которой располагалась кладовая, не имевшая другого выхода. Это значило одно — Каталину еще приведут на допрос. Следователи вполголоса посовещались между собой. Старший Дознаватель кивнул стражникам.
Открылась другая дверь, та, через которую ввели меня. В зал вошел Пьер. Он держался спокойно, не опускал глаз. Стройный, ловкий, красивый он раздражал святых отцов одним только видом, ибо если бы понадобилось найти образ настоящего молодого дворянина, рыцаря, он был бы первым кандидатом. Бросив на него, крестьянского сына, презрительный взгляд, дознаватель с перебитым носом, сидевший справа, потребовал от Пьера принесения клятвы и задал вопрос:
— Мы знаем, что граф ла Мот посвятил тебя в рыцари. Объясни нам, что стало причиною тому.
— Я с детства мечтал быть рыцарем, — не колеблясь, ответил юноша, — мой добрый господин знал об этом и всячески способствовал, чтобы моя мечта сбылась.
— Странно звучит "всячески способствовал". В чем это выражалось?
— Я состоял подмастерием при латной мастерской замка Шюре, но главной моей обязанностью было каждый день тренироваться в военном искусстве под началом рыцаря Гамрота, а потом — рыцаря Гогенгейма.