Последний танец Марии Стюарт
Шрифт:
В феврале 1573 года Мортон провел отдельные переговоры с Хантли и Гамильтонами, и они в конце концов согласились признать Якова VI королем, а его регентом. Аргайл последовал их примеру. Лишь Мейтленд и Киркалди, которые забаррикадировались в Эдинбургском замке, еще сохраняли верность Марии. Прошло шесть лет после смерти Дарнли, и ее сторонники один за другим бежали из страны, погибали или переходили на другую сторону.
Лорды атаковали замок, но потерпели поражение. В апреле прибыла помощь из Англии: суда встали на якорь в Лейте, и войска с артиллерией под командованием сэра Уильяма Друри, маршала Бервика, высадились на берег. Среди орудий была знаменитая пушка «Семь Сестер», захваченная англичанами в битве при Флоддене, а теперь вернувшаяся в Шотландию вместе с бывшими врагами.
После неудачной попытки подкопа и минирования замок подвергся круглосуточному обстрелу с пяти разных позиций. Слабость цитадели заключалась в ее снабжении водой, и осаждающие перекрыли один источник с помощью известки, перемешанной с соломой. Но второй колодец удалось завалить лишь после мощного обстрела башни Давида и обрушения примыкающей стены. Тем не менее защитники продолжали сражаться, пока англичане не захватили внешние укрепления, защищавшие пологий восточный подход к замку.
– Сдавайтесь! – прокричал Друри, стоявший на укреплениях. – Если вы сдадитесь, то всех защитников отпустят с миром, кроме Мейтленда и Киркалди. Я хочу поговорить с ними!
Киркалди появился на осыпи вокруг бастиона.
– Какие условия вы предлагаете? – крикнул он.
– Почетный плен. Сдавайтесь, и вам не причинят вреда.
После нескольких часов переговоров Киркалди согласился и попытался встретиться с Друри, но не смог пройти через ворота замка, заваленные камнями после обстрела. Ему пришлось спуститься по стене на веревке.
– Нокс предрек, что он будет извергнут из замка, но не через ворота, а через стену, – прошептал один из зрителей.
Мейтленд, оставшийся в замке, с трудом добрался до окна и увидел, что произошло. Люди Друри схватили Киркалди и грубо поволокли его прочь, несмотря на обещания.
– Лжецы, – прошептал он. – В этих «людях Божьих» нет ни грамма правды.
Он мог бы посмеяться, но у него не осталось сил. Последние несколько месяцев он страдал от прогрессирующего паралича и едва держался на ногах.
– Двадцать девятое мая. Теперь я могу сказать: «Прощай, мир».
Он заранее подготовился и теперь осторожно извлек флакон из ящика шкафа.
«Прости меня, дражайшая жена». Их брак был коротким, но тяжким испытанием для ее терпения и верности; это была далеко не та жизнь, которую он надеялся подарить ей.
«Я хотел показать тебе мир, каким он был раньше, когда все были молоды, пели и танцевали, – подумал он. – Я хотел заботиться о тебе и лелеять тебя. Но я не хотел готовить тебя к этому – к убийствам, бегству и телесной немощи».
Он медленно вылил в бокал содержимое флакона, стараясь держать руку как можно тверже, чтобы не пролить ни капли. Жидкость – яд жабы, полученный путем дистиллирования слизи жаб, отравленных мышьяком, обещала смерть через несколько часов.
Смерть в чаше. Противоположность амброзии, которую смертные пили на горе Олимп и становились бессмертными.
«Почему мы можем изготовить себе чашу смерти, но не чашу жизни?» – подумал Мейтленд.
Он опустился на стул и глубоко задышал. Внизу он слышал крики и топот. Скоро они ворвутся сюда. Нужно сделать это. Он крепче сжал бокал и закрыл глаза.
«Ты медлишь, – сказал он себе. – Если ты хочешь быть хозяином своей судьбы, тогда выпей. Если ты хочешь, чтобы они распоряжались твоей судьбой, не делай этого».
Он поднес бокал к губам и проглотил горькую вязкую жидкость. Она обожгла ему горло и пищевод.
– Прощайте, «люди Божьи», – пробормотал он. – Избавьте меня от вашего милосердия. Предпочитаю добрый старый яд: он больше достоин доверия. Яд всегда исполняет свои обещания.
Киркалди повесили возле Маркет-Кросс на Хай-стрит. Он стоял лицом к Холируду, и последнее, что он увидел, были конические башни дворца. Но, когда он умер, его тело повернулось в петле к заходящему солнцу над Эдинбургским замком.
– Как и предсказывал Нокс, – шептались люди. – Его повесили лицом к солнцу.
Их голоса были тихими от страха и благоговения.
В Шотландии больше не осталось людей королевы.
XII
Босуэлл смотрел, как солнце отбрасывает все более длинные полосы света на полу его комнаты. Вскоре оно зайдет, и наступит подобие темноты. В это время года даже ночью не темнело по-настоящему. Небо приобретало насыщенный фиолетово-сапфировый оттенок, и этого было достаточно, чтобы скрывать свои действия.
Сегодня ночью он совершит побег.
Скоро наступит отлив. Освещение будет подходящим, а стражи почти нет, так как наступил их любимый праздник середины лета, когда люди веселятся всю ночь, влюбленные встречаются в лесу, а управляющий замком устраивает шумную пирушку с реками вина и громкой музыкой. Босуэлл в течение пяти лет ежегодно наблюдал это; сегодня будет шестой раз.
«Но седьмого уже не будет», – поклялся он.
Каждый год он подмечал, какой невнимательной становилась охрана, и с каждым годом празднества становились все более пышными. Костры горели по всему побережью, и крики пьяных горожан, бродивших по узким улицам, доносились до окон замка. Всю ночь Мальмё предавался веселью, отбросив в сторону привычный распорядок жизни. В течение следующих нескольких дней они будут не в себе от количества выпитого.
«Здесь говорят, что ночь середины лета – это время магии и волшебства, – подумал он. – Пусть магия сделает меня невидимым! Влюбленные отправляются за семенами папоротника, чтобы набросить на себя покров невидимости; никому из них она не нужна больше, чем мне».
Он хорошо знал своих охранников: толстяка Свена, беспутного Тора и добросовестного Бьорна. С годами он научился говорить по-датски и был любезным и общительным заключенным, пока не завоевал их доверие. Часами слушая, как они обсуждают своих женщин, религию и болезни, он узнал их слабые и сильные стороны.