Последний танец Марии Стюарт
Шрифт:
– Во Втором послании к Коринфянам святой Павел говорит: «Мы отовсюду притесняемы, но не стеснены; мы в отчаянных обстоятельствах, но не отчаиваемся. Мы гонимы, но не остановлены; низлагаемы, но не погибаем… Ибо кратковременное страдание наше производит в безмерном преизбытке вечную славу» [9] . Друзья мои, братья, не падайте духом! – добавил он.
9
2 Кор. 4, 8–9, 17 (примеч. пер.).
Мария снова услышала настойчивый внутренний голос, беспокоивший ее в последнее время. Будет ли ей награда за все эти страдания? Или это лишь тщетная надежда, позволяющая коротать бесцветные дни? «Если мне не суждено иного, то я несчастная дура и страдания ничего не значат».
Молитвы закончились; теперь придворные возвращались к своим обычным делам до «обеда», который подавали в одиннадцать утра. Люди графа Шрусбери обедали в это же время.
Мария с женщинами вернулась в свои покои, где они принялись за шитье. Они неустанно занимались рукоделием и теперь вышивали ткань для стульев и кресел, постельных покрывал, подушек и геральдических панелей. Мария делала подарки для Елизаветы – шапочки и нижние юбки – и посылала маленькие сувениры своим родственникам во Францию. Это был еще один способ напомнить о своем существовании.
Сегодня она работала над покрывалами со сложной генеалогической вышивкой, предназначенными для ее сына Якова. На изумрудно-зеленом фоне серебристое генеалогическое древо восходило к ее предкам во Франции и Лотарингии, вплоть до Карла Великого и Людовика Святого. Яков должен был помнить об этой линии своего рода и о ее славном наследии.
Мария взяла золотую нить, используемую для вышивки гладью поверхности щитов, мечей и шлемов. Скоро Якову должно было исполниться десять лет, и он по-прежнему находился под опекой графа Мортона. «Бедный ребенок, – подумала она. – Он такой же пленник, как и я. Но между нами есть важное различие: каждый следующий год приближает его к свободе, в то время как моя надежда тает с каждым днем. Однажды он станет взрослым мужчиной и сможет поступить со своими опекунами и тюремщиками так, как ему будет угодно».
За эти годы Мария не раз писала ему и посылала подарки, но не получала ответа. Тем не менее она продолжала делать это, не зная, что происходит с ее посланиями. Она уже написала сопроводительное письмо к новому подарку, осторожно подбирая слова. Она призывала сына быть верным Господу и помнить о матери, «которая выносила его ради грядущей великой судьбы».
Мария вздохнула и потерла глаза. В последнее время зрение стало беспокоить ее. Она проводила так много времени за шитьем, чтением и письмом, что глаза начинали болеть и слезиться. Иногда ей приходилось запрокидывать голову, чтобы расслабить мышцы лица.
«Нужно перестать щуриться», – приказала она себе и жестом подозвала маленьких спаниелей. Они поспешили к ней, клацая когтями по гладкому полу и высунув языки. Она относилась к ним, как к детям, и часто играла с животными. Они одни были счастливы здесь.
– Да, мои дорогие, – сказала она. – Думаю, на обед будет курица, а может быть, и баранина. Я принесу вам чего-нибудь вкусненького.
Звон колокола позвал на обед, как происходило каждый день. Дамы встали и направились в зал, где их ожидали накрытые белыми скатертями длинные столы. Они никогда не ели вместе со слугами Шрусбери в большом зале; их пути почти не пересекались.
Как обычно, к столу подали шестнадцать блюд: семь мясных, три овощных, три супа и три сладких десерта. Меню оставалось неизменным. Словно лунатики, они приступили к трапезе, которую совершали уже много раз. Вчера, сегодня, завтра – все дни были одинаковыми.
«Теперь я знаю, что такое вечность, – подумала Мария. – Какой-то шутник однажды сказал: «Вечность – это два человека за столом и олений окорок». Но он не мог представить сорок человек и шестнадцать неизменных блюд».
Они поднялись из-за стола. Мужчины отправились по своим делам, собираясь растягивать их как можно дольше, чтобы заполнить свободное время. Кучер будет полировать карету, блестящую после вчерашней полировки, потому что она никуда не выезжала. Аптекарь – переставлять склянки и менять местами порошок мандрагоры с настойкой купены и тинктурой молочая. Камеристки – проветривать и перетряхивать платья королевы, и так свежие после вчерашнего проветривания, и аккуратно складывать их на прежнее место. Конюхи выведут на прогулку трех лошадей королевы, но ей не разрешалось сопровождать их. Секретари примутся раскладывать писчую бумагу и ровнять воск для печатей. У них будет как минимум десять часов на эти занятия перед отходом ко сну, а утром они вернутся к заведенному распорядку.
Медленно прихрамывая, Мария возвращалась в свои комнаты и размышляла о том, будет ли она сегодня вечером вышивать или читать историческую книгу. Может быть, ей разрешат прогуляться со щенками во внутреннем дворе. Но колени и лодыжки ныли так сильно, что даже короткая прогулка представлялась нелегким испытанием. К тому же у нее начинала болеть голова.
– Мадам, – сказал Бургойн, пристроившись рядом с ней. – Вижу, сегодня ходьба причиняет вам особое неудобство.
Мария удивленно посмотрела на него. С годами он усох, сгорбился и стал похожим на гнома. Его подагра доставляла ему гораздо больше мучений.
– Вы страдаете больше меня, друг мой, – ответила она. – Однако должна признать, сегодня ноги ноют больше обычного. Неужели вы когда-то спасли меня от оспы ради этого?
Она улыбалась, когда говорила это, чтобы он не принимал ее слова всерьез.
– Вы получили известие от королевы о том, когда сможете отправиться в Бакстон? – спросил он.
– Да, когда вишни созреют в январе, а свиньи будут танцевать гальярду [10] , – ответила она.
10
Старинный испанский и французский танец (примеч. пер.).
– Но она не может быть настолько жестокой! Шрусбери регулярно ездит туда.
– Да, но она говорит, что я могу сбежать, и даже его жилье там недостаточно хорошо охраняется. Для женщины, изувеченной ревматизмом, нужна надежная тюрьма.
– Напишите ей снова, – настаивал он.
– Я уже не менее пятнадцати раз обращалась к ней по этому вопросу. Боюсь, на шестнадцатый раз я не смогу найти убедительных слов. – Мария улыбнулась. – Что ж, придется обойтись вашими пластырями из горячего воска. Они действительно помогают.
Они вместе прошли по галерее, где Мария развесила портреты своих шотландских предков, и остановились у входа в ее покои, когда к ним подбежал Энтони.
– Гонец из Шотландии! – воскликнул он и указал во двор, где человек в запыленной одежде с большой закрытой корзиной в руках о чем-то беседовал со стражниками. Они оживленно жестикулировали. Наконец человек достал письмо и протянул его охранникам. Лишь после этого ему разрешили спешиться и войти в дом в сопровождении другого стражника.