Последний тур . Дело чёрного старика. История первая
Шрифт:
– Так что же мы стоим? – вдруг очнулась Пожарская. – Пойдёмте в дом.
Женщины поднялись в квартиру. Маргарита поставила у порога свой небольшой чемодан и бросила на него серый плащ, до сих пор висевший на руке. Небрежно скинула стоптанные туфли и пошла осматривать квартиру. Люба всё это время наблюдала за родственницей с неким удивлением. При свете Маргарита выглядела совсем неважно. Когда-то эффектная, зеленоглазая красавица превратилась в перезревшую тётку. Талия пропала, волосы скорее похожи на копну соломы, морщины прорезались не только на лице, но и на шее, да и сама шея стала заметно короче.
– А Гаврилович- то, где? – прервала размышления Любы тётя.
– Папа давно живёт в другом городе. У него новая семья.
– Ишь ты! Тихоня, тихоня, а бац и в дамки. Шустрый мужичок твой папа.
– Не суди, да не судим будешь, – процитировала Люба и строго посмотрела на Риту. – Это все ваши вещи? – Люба указала на чемодан и плащ.
– Все, – со странной улыбкой ответила тётя.
– Несите их в мою комнату. Спать будете там. А я перейду в мамину спальню. Потом приходите на кухню, сделаем ужин.
После ужина Маргарита принесла из чемодана коробочку с «Герцеговиной флор». Она держала папиросу между пальцев, стараясь не помять мундштук. Чиркнула спичка, струйка сизого дыма поползла к потолку. Рита затянулась несколько раз и, подперев голову рукой, усталыми глазами стала рассматривать племянницу.
– Красивая ты, Любаша. Нашего ты племени.
Люба молчала. Она не знала как вести себя с тётушкой. Что-то настораживало Любу. Поведение Маргариты было ей непонятно. Поэтому она решила закончить на сегодня общение с родственницей и перенести всё на утро.
– Тетя Рита, вы, наверное, устали. И мне тоже поспать надо. День был тяжёлый. Идите в душ. Я сейчас принесу полотенце.
– Вижу, что не ожидала, – вдруг вслух озвучила свои мысли тётя.
– Чего не ожидала?
– Не ожидала, что я вот так нарисуюсь, – в речи Маргариты проскочили какие-то грубые нотки. – Телеграмму ты мою, конечно, не получила.
– Не было никакой телеграммы.
– Видишь, как бывает, – продолжала, затягиваясь папиросой Рита. – Деньги я заплатила, а телеграмма так и не пришла.
Никакую телеграмму Маргарита не отправляла. Она врала. Дело обстояло совсем не так. Она понимала, что в этом доме Маргарита Терёхина нежелательный гость. Поэтому и решила приехать внезапно. Ну не выгонят же родственницу вот так сразу. Какое-то время пожить дадут. А за «какое-то время» можно разрешить много проблем. Даже изменить к себе отношение Пожарских.
После того, как Терёхина отсидела свой срок в колонии, она должна была пять лет прожить в Тюмени. Выезжать оттуда ей запрещалось. И вот в прошлом году в одном из журналов, Маргарита Львовна увидела фото своей племянницы. Молодая перспективная актриса театра давала интервью одному из столичных журналистов. Тётушка поняла, что это шанс. Не воспользоваться таким случаем – грех. Такая удача выпадает нечасто. Теперь можно попробовать вырваться из холодной Тюмени и осесть в южном сытном городе. Тем более, что скоро срок ограничения на выезд заканчивается. С участковым, который надзирал за Ритой, отношения ровные, он возражать не будет.
Боялась тётушка только того, что воспротивится её приезду Владимир Гаврилович. Он на дух не переносил «эту воровку», так Пожарский называл сестру своей жены. Поэтому прежде чем появиться по знакомому адресу, Маргарита Львовна целый день провела около областного театра. Ей не составило труда выяснить всё необходимое о своей племяннице. Там же она узнала, что Люба живёт одна, а Пожарский женился и уехал из города. За спиной выросли крылья. И Терёхина смело ринулась в наступление. Результат – она сидит на кухне в шикарной по тем временам квартире. У неё есть своя комната, она сыта и все прелести жизни снова обещают вернуться.
– Тётя Рита, я действительно устала и хочу спать, – сказала Люба, не желая продолжать неприятную беседу. – И ещё у меня к вам просьба. Не курите в квартире. Для этого есть балкон.
Маргарита сделала формальный жест, как бы разгоняя дым, и потушила папиросу.
– Прости, Любаша, расслабилась, – сказала тётя и виновато улыбнулась.
Люба вышла из кухни и вернулась с полотенцем.
– Это ваше полотенце. Идите в душ, а я постелю постель.
– Люба! – остановила племянницу Маргарита. – Давай договоримся. Ты не будешь мне больше выкать. Хорошо?
Пожарская немного задумалась. Ей было сложно называть на «ты» женщину, которая за прошедшие годы стала для неё чужой. Да и идти на поводу у своей незваной гостьи Люба не хотела.
– Я постараюсь к этому привыкнуть, – сухо ответила Пожарская. – Идите в ванную.
1973 год. 5 августа. 15:40
Василий следовал за Подгорным как привязанный. Раз Панкратов сказал, что Андрей быстро всему научит, значит надо так и делать. Квартира, в которую они приехали по вызову, находилась в новом кооперативном доме. Обставлена была хорошо. Новая мебель, цветной телевизор – дорогое удовольствие по тем временам. В каждой комнате большие цветастые ковры. Много картин и хрусталя. В серванте стоял дорогой гэдээровский сервиз на двенадцать персон. Совсем не было похоже, что эту квартиру обворовали. Обнесли, как выражались уголовники. Лишь большая шкатулка с открытой крышкой, стоявшая на комоде, намекала на пропажу чего-то дорогого.
В кресле, рядом с комодом, сидела женщина средних лет. Она всхлипывала. В руке у неё был платок, которым она то и дело смахивала слёзы. На комоде стоял пузырёк валерианы и стакан с водой. «Вот так выглядит человеческое горе, – подумал Василий».
В комнату уверенным шагом вошла пожилая женщина. Короткая стрижка, никаких украшений и макияжа. На ней была тёмно-серая юбка ниже колен, плотные чулки, сверху жакет и белая блузка, застёгнутая на все пуговицы. Одежда была явно не по погоде. В руках она держала толстую коричневую папку.
– Здравствуйте, Елена Яновна, – вежливо поздоровался Подгорный.
Женщина кивком ответила на приветствие Андрея и, не меняя строгого выражения лица, оценивающим взглядом посмотрела на Куприянова. Затем повернулась к заплаканной женщине и сказала:
– Меня зовут Елена Яновна. Фамилия – Зиновьева. Я следователь. Вы готовы ответить на мои вопросы?
Женщина посмотрела на следователя и расплакалась во весь голос.
– Понятно, – сказала Зиновьева и, потеряв на некоторое время интерес к потерпевшей, опять обратила свой взор на Куприянова. – Новенький? – спросила она