Последний удар сердца
Шрифт:
— Меня зовут Наталья Обухова… вернее, Ильина. Вы не помните меня?
Юля пригляделась и узнала в женщине давнюю, еще со школьных времен, подружку своего старшего брата.
— Наташа, вы? — удивилась она.
— Я узнала о том, что случилось… И вот, решила увидеть вас. Я на машине, подвезти?
Женщины шли по аллейке, от ворот навстречу им двигалась очередная похоронная процессия. Наташа рассказала о своей последней встрече с Ильей. Юля — о странном желании брата, как поступить с его прахом.
— Вы не против, если
— Я поняла. Вы до сих пор любите его, — тихо сказала Юля…
…Женщины стояли на вершине высокого холма. Ветер свистел в ушах. Внизу открывалась панорама центра подготовки биатлонистов. Величественно высился трамплин с искусственным покрытием, змеились, повторяя рельеф местности, узкие асфальтовые дорожки. По ним, ровно работая палками, мчались на роликовых лыжах спортсмены в блестящих облегающих костюмах.
По склону холма спускались Юра и Даник. Мальчишка обернулся и помахал тете ладошкой, она взмахнула в ответ и попыталась улыбнуться ему.
— Может, зря вы не хотите сказать ему о смерти отца? — спросила Наташа.
— У меня на это сейчас нет сил, — призналась Юля. — И, честно говоря, я сама еще не верю, что его нет с нами. Вряд ли поверю и потом. Мне кажется, что Илья где-то рядом. Видит нас, слышит.
Наташе хотелось сказать, что для нее самой много странного в смерти Ильи, но не решилась.
— Они уже не видят нас, — произнесла она, села на корточки и расстегнула спортивную сумку.
Урна стояла на траве. Женщины смотрели друг другу в глаза.
— Вы откроете? — спросила Наташа.
Юля кивнула, попыталась снять крышку, но та не поддавалась.
— Наверное, приклеена, — растерянно проговорила Прудникова.
В четыре руки, помогая себе маникюрной пилочкой, им удалось сорвать крышку, при этом пепел просыпался им на ладони.
Юля вытянула перед собой руку и остановилась:
— Наверное, надо что-то сказать?
— Мы все, что могли, сказали ему при жизни, — отозвалась Наташа. — Теперь остается только думать.
Прах тонкой струйкой стекал из угла урны, ветер подхватывал его, нес, рассыпая над склоном.
Покровский старался увести Даника подальше, ведь мальчишка чувствовал неладное, то и дело оглядывался.
— Вон биатлонисты тренируются, — отвлекал внимание Юра.
— Как наш Илья?
— Да, и папа твой здесь тренировался. Мы же специально сюда приехали, чтобы тебе показать это место.
Финт удался, Данька заинтересовался. Во все глаза смотрел на рослых, статных мужчин и женщин с длинными винтовками за спинами, рассекающих по асфальту на лыжероллерах. Юра сел на пенек, закурил.
— Можно, я поближе подойду? — спросил мальчик.
— Конечно, — согласился Юрка Покровский.
Даник приблизился к ограде, идущей вдоль трассы, восхищенно уставился на стремительно проезжавших мимо него спортсменов. Издалека доносились хлопки выстрелов. Мальчишка улыбался, ведь он был здесь не совсем чужим, его отец тоже когда-то тренировался на этой спортивной базе.
— Вот вырасту… — сам себе пообещал он.
Жужжали ролики, приближался очередной биатлонист в темно-синем спортивном костюме. На лице — широкая маска пластиковых очков. Жужжание стало ниже, спортсмен остановился напротив мальчика.
— Нравится, Данька? — хрипло спросил он.
— Откуда вы меня знаете?
Мужчина снял очки. Данькины глаза округлились.
— Илья? Ты же в тюрьме…
— Был в тюрьме, — Илья тут же понял, что о его «гибели» мальчику не известно. — А теперь на свободе. Только ничего никому обо мне не говори.
— Даже Юле?
— Юля не знает. Никому ни слова. Понял?
— Понял, — отозвался Данька. — Ты из тюрьмы убежал?
— Неважно. У тебя свой мобильник есть?
— Конечно. Мне его дядя Юра на день рождения подарил. Айфон называется, на три карточки.
— Это хорошо, тогда держи. Как-нибудь тебе позвоню, — Илья вложил в ладонь Данику сим-карточку. — Сам вставишь?
— А то!
Краем глаза Илья заметил спешившего к ним Покровского.
— Ну, все. До встречи, — Илья опустил на глаза широкие пластиковые очки и, заработав палками, зажужжал роликами по ровному асфальту.
Юра подошел к мальчику:
— Ты с кем говорил?
— Так, дядя-спортсмен один, — прищурился Даник. — Спрашивал, хочу ли я биатлонистом стать, когда вырасту. Я сказал, что хочу.
Покровский с подозрением проводил взглядом удаляющегося спортсмена. Прежде чем скрыться за поворотом, тот обернулся, солнце ослепительно отразилось в широких пластиковых очках.
— Он тебе что-то дал?
— Конфету хотел дать, но я не взял, — Даник разжал кулак и показал пустую ладонь.
— А вот и Юля с Натальей, — повернул голову Покровский.
Женщины стояли под сосной и поливали друг другу на руки воду из пластиковой бутылки. Юля плеснула себе в лицо, чтобы скрыть слезы.
Илья катил к позиции для стрельбы, жалея, что обернулся, не выдержал. На дорожку вышел Борис Аркадьевич, скрестил над головой поднятые руки.
— Все, тренировки отменяются. Дело есть. Пришло время поработать.
Они сидели в машине на заднем сиденье. В руках Илья держал несколько фотокарточек. С одной на него браво смотрел моложавый полковник с аккуратной щеточкой черных усов под носом. На груди пестрели наградные колодки. На другой — был все тот же полковник Панкратов, но уже не в мундире, а в гражданке. Он сидел, развалившись в шезлонге. На загорелой груди кучерявились волосы. Пьяный взгляд направлен мимо объектива. Рядом с ним стоял в плавках-шортах немного ссутуленный тип, украшенный многочисленными бесхитростными зоновскими татуировками, лысый череп поблескивал, словно полированный.