Последний уик-энд
Шрифт:
— Парнем, который усыпляет. Я сейчас вернусь.
Он, шатаясь, пересек зал и остановился перед баром.
— Эй, Джоунс, — сказал он. — Эй, негодяй, иди сюда.
Джоунс устало подошел к Мастерсу.
— Да, сэр.
— Кончай это свое "да, сэр”. Запомни только одно, негодяй. Я буду следить за тобой. Мне нечего делать на этом проклятом корабле. Так что я буду за тобой следить во все глаза, Джоунс. Я буду следить за тобой
Джоунс в упор посмотрел на Мастерса.
— За что вы меня ненавидите, сэр? — спросил он.
— Ха! — Мастерс хмыкнул. Он развернулся и, не останавливаясь, прошел через зал, подхватив Джейн под руку и ведя ее к двери. — Я предупредил его. Я предупредил этого негодяя. Сейчас я буду следить за ним. За ним и Дэниелсом. Пойдемте, Джейн, мисс, мадам. У меня тут где-то джип стоит.
— Вы думаете, вы можете вести машину? Я имею в виду…
— Нет, не могу, но буду. Вы боитесь за свою жизнь?
— Нет, — сказала она тихо.
— Вы боитесь. И с вашей стороны, очень любезно сказать, что нет. Пойдем пешком. — Он сделал паузу. — У меня все равно нет джипа. Откуда у меня, черт возьми, возьмется джип?
Они шли по обсаженным деревьями улицам базы. Казармы были не освещены, и деревья отбрасывали огромные тени на кирпичные стены.
— Красивая база, — сказал он. — Одна из самых симпатичных.
— Да.
— Жаль, что она в таком вшивом городишке. Вшивые городки не должны иметь таких красивых баз.
— Не должны.
— Иногда можно пофилософствовать. Куда мы идем?
— Я не знаю. Я иду за вами.
— На этой прекрасной базе масса мест, куда можно пойти. Мы можем просто бродить, смотреть на деревья и цветы. Вы не против?
— Я — как вы.
— Или мы можем прогуляться до авиабазы, посмотреть на то, как самолеты садятся в темноте. Но это может быть опасным.
— Тогда не пойдем.
— Я понял, вы не любительница острых ощущений.
— Иногда.
— Тогда остается великолепное футбольное поле с трибунами и массой травы. Погода на редкость теплая, и мы можем представить, что идет игра. Что вы на это скажете?
Она поколебалась.
— Я не знаю.
— Это запрещено, — продолжил он. — Но я думаю, что вход охраняет один рядовой. Мы его напугаем своими погонами. Младший офицер Дворак.
— Ладно, — сказала она, мягко рассмеялась и крепче взяла его за руку.
Они шли молча, пока не увидели проступающие очертания стадиона.
У ворот стоял рядовой с винтовкой. Мастерс подошел к нему и сказал:
— Ты, там, смирно!
Парень вытянулся.
— Простите, сэр, я не заметил вас.
— Отличная рекомендация для часового. Я видел несколько женщин в одном белье, пытающихся проползти под забором на том конце поля. Рви туда и останови их.
— Есть, сэр! — часовой побежал, и Джейн рассмеялась.
— Он, наверно, подумает, вы сумасшедший.
— Нет, но он будет сильно разочарован. После вас, дорогая.
Они пересекли поле. Он снял китель и, несмотря на ее протесты, расстелил его на земле. Они сели. На небе над головой ярко светили звезды, и казалось, что мир заканчивается у границы футбольного поля.
— Я начинаю трезветь, — сказал он.
— Правда? Это хорошо.
— Почему? Я сразу начинаю вспоминать, почему я надрался.
— Опять Шефер?
— Опять Шефер. К черту, зачем они засунули меня в эту проклятую комиссию по расследованию?
— Чак, вы не можете это забыть? Вы знаете флот так же хорошо, как и я. Посмотрите на это с другой стороны. Сколько человек гибнет, когда тонет корабль?
— Конечно.
— Чак…
— Да?
— Не расстраивайтесь.
— Не буду. — Он внезапно рассмеялся.
— Что такое?
— Мэри. Я просто подумал о Мэри.
— Моей приятельнице?
— Нет. Другой Мэри. Ты не она — но я тебя все равно поцелую.
— Чак…
Он обнял ее, она секунду сопротивлялась, пока его губы не нашли ее. А затем она затрепетала в кольце его объятий и ответила на поцелуй.
— Мы с тобой будем часто видеться, — сказал он.
— Я…
— Да, будем. Так что можешь привыкать к тому, как я целуюсь.
У нее перехватило дыхание, и она сказала очень тихо:
— Я уже привыкла.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Мастерс услышал сигнал подъема по внутреннему радио на следующее утро, но это не подняло его с постели. Он услышал, как Лепаж заворчал, просыпаясь на койке напротив. Мастерс уткнулся лицом в перегородку и положил на голову подушку. Лепаж топтался в поисках ботинок, и Мастерс в сотый раз выругался про себя, какого черта они подселили к нему этого идиота. Человек не должен шуметь по утрам. Человек должен возвращаться к жизни медленно. Он не должен суетиться, пока жизнь не шлепнет его по лицу, как мокрая макрель.