Последний вампир
Шрифт:
Дома она хранила двухсотлетний опиум в глиняных горшках, запечатанных воском. Старинные трубки легко перегоняли прохладный дым, и Сара была отлично обучена искусству готовить кальян.
Провожая взглядом мелькавшую за облаками луну, Мириам подумала о Нью-Йорке. Там сейчас около полудня, в клубе трудится команда уборщиков. Сара и Лео наверняка еще спят, может быть даже в объятиях друг друга... на кровати Мириам, настоящем чуде под балдахином, созданном для Нелли Солтер, любовницы сэра Фрэнсиса Бэкона, «смуглой леди» Уильяма Шекспира. Эта самая Нелли перед смертью так напилась, что у Мириам потом долго кружилась голова.
Нет, она все-таки попробует убедить мужа покинуть
Скрипнула дверь, и на пороге одной из лачуг появилась роскошная девица с точеными чертами лица и нежнейшей кожей.
– Говоришь по-английски? – крикнула ей Мириам, но ответа не последовало. – Parlez vous fransais?
Девушка торопливо скрылась за дверью. Мириам знала, что производит на местных людишек устрашающее впечатление – этакая странная дама с пепельно-серыми глазами в невероятно элегантных туалетах. Что ж, каждый год модный дом «Шанель» присылал ей каталог и она обновляла гардероб, придерживаясь в своем выборе крайне консервативных взглядов.
Справедливости ради стоит отметить, что все Властители не в ладах с модой. Пятьдесят лет пролетают как один миг, и неожиданно оказывается, что никто в целом свете, кроме тебя, не надевает больше турнюр или цилиндр. Римляне носили тоги тысячу лет, а в средние века мода менялась раза два за столетие. В девятнадцатом веке это происходило каждые пятнадцать лет, или около того. Кстати, в отдаленно напоминавших правду рассказах или фильмах о ее сородичах, персонажи часто изображались в давно вышедших из моды костюмах. Брэм Стокер, должно быть, немного разбирался в том, о чем писал, – иначе, откуда ему знать, что Дракула напоминал старомодного щеголя?
Запах, словно пощечина, резко ударил Мириам, и она невольно зашипела. Свежая человеческая кровь, пока еще очень живая... Возница на секунду обернулся, сверкнув белками расширенных глаз. Мгновение спустя она поняла, что случилось: впереди произошла авария.
Мощный инстинкт побуждал ее выскочить из коляски и осушить тела до последней капли, пока в них теплилась жизнь. Проезжая мимо места происшествия, Мириам задержала дыхание. По всему телу разливался голод, кожа начала уже холодеть. Когда она приедет на собрание, то будет бледной как покойник. «Глядите на нее, она даже не способна себя прокормить!»
Над храмом Уатчедилуанг блеснула молния. И снова запах возницы ударил ей в ноздри. На этот раз Мириам приготовилось к насыщению: мышцы напряглись для атаки, рот наполнился слизью, которая служила ей для анестезии жертвы.
– Не ленись, выпивай все соки, дорогая, – наставляли ее в детстве. – Это нужно для крепких костей.
Когда Мириам предстояло расстаться с очередным человеческим любовником, она всегда вспоминала, как люди обошлись с ее теткой. Милию сожгли на костре в 1761 году в деревушке под Дрезденом (Кстати, сестры Мириам тоже не избежали подобной участи в 1724 году в Швабии, но их потерю она пережила легче.) Неугомонная родственница отличалась редкой для Властителей жизнерадостностью, обожала шумное веселье и танцы. Это она привила Мириам любовь к музыке – тромбонам, виолам... да, к своей любимой виоле да гамба. Кроме игры на всевозможных музыкальных инструментах Мириам учили пению, а также читать и разговаривать на многих человеческих языках, столь многих, что она даже счет им потеряла. Языки древнего мира были настоящими произведениями искусства, особенно ей нравились шумерский и египетский. Их вытеснили греческий с его высокомерными глаголами и латинский с его строгими, несколько грубоватыми конструкциями. Английский стал
– Пошевеливайся, тупая тварь, – прорычала она вознице по-английски.
Он прибавил хода. Такая интонация была понятна на любом языке.
Повозка стремительно двигалась между храмами, отовсюду веяло очарованием древности. Для ее сородичей это место тоже было священным: здесь они встречались в минувшие тысячелетия, десять тысяч лет назад, пятнадцать тысяч... когда мир был игрушкой в их руках, а человек – бессловесной разновидностью скота. Вот какие тротуары оставили Властители – после стольких лет все еще в идеальном состоянии. Видно, нас прокляли звезды, что мы превратились в собственном мире в бродяг, изгоев. Дайте мне опиума, хоть одну затяжку! Дайте мне забыться...
Мириам нащупала на дне новой сумочки золоченый ключ, который позволит ей войти в подвал «Лунной дороги». Сумочку фирмы «Гуччи» она купила в местном магазине за 2500 бат. Роскошная вещица! Ей вовсе не нужна была еще одна сумка, но Мириам обожала делать покупки и не смогла противиться соблазну. Все без исключения Властители любили хорошо выделанную кожу, а телячья кожа так напоминала человеческую, изделиями из которой можно было пользоваться только дома. Вдруг внимательный глаз заметит остатки татуировки или родинку на перчатках или корешке записной книжки? Лично она никогда не носила изделия из человеческой кожи. Пусть людишки служат для ее племени всего лишь добычей, но все-таки они разумные существа, у них есть какие-то чувства, и это нужно уважать. Хотя их шкуры можно великолепно выделать – особенно кусочки с гладкой спины или ягодиц.
Возница совсем сгорбился, словно инстинктивно пытаясь отдалиться от нее. Прыгнуть на него сзади? Она оседлает его, как жеребца, он примется визжать и брыкаться, то-то будет потеха.
Рикша свернул на узкую улочку, не шире коридора, очень тихую. Мириам снова сунула в рот сигарету и закурила. У древнего храма Уатчиангман, чью крышу поддерживали с четырех сторон света четыре золоченых слона, повозка остановилась. В подвале здания располагалось древнее святилище Властителей, основанное еще до того, как Сиддхартха стал Буддой, даже до его рождения.
– Стой, – приказала Мириам. – Жди.
Возница, скосив на нее один глаз, едва заметно кивнул. Она знала, что среди суеверных тайцев, боявшихся привидений, этот храм пользовался дурной репутацией. Постукивая каблучками по мокрым камням мостовой, Мириам прошла несколько шагов до его дверей и переступила порог пагоды.
Внутри оказалось удивительно тихо. Пахло сандаловым деревом и дымом – это чадила единственная железная лампа, подвешенная к потолочной балке, освещая огромного Будду, который сидел, откинувшись назад, посреди украшенного зала.
Она отдала дань уважения Будде: сомкнула ладони и поклонилась. Если бы соплеменники видели это!
Мириам нащупала хитроумно спрятанный паз, мягко надавила три раза, заставив работать скрытый механизм, который тихо щелкнул. Надо же, дверь открылась бы от одного простого толчка! В Америке или Европе нет места подобной беспечности.
Крутые ступени вели вниз. Разумеется, она не нуждалась ни в каком освещении, ее племя относилось к ночному биологическому виду... и очень страдало в нынешний век электричества. Мириам помнила, как расстроился муж Милии Назин, когда люди изобрели электричество. «Нам следовало сохранить от них этот секрет», – не раз повторял он.