Последний верблюд умер в полдень
Шрифт:
— Сарказм тебе не идёт, Эмерсон. Я вполне серьёзна. Есть несколько способов, которые могли бы увеличить наш престиж, преисполнить окружающих благоговением и ужасом… Эмерсон! В ближайшее время не предвидится затмения солнца[150]?
Эмерсон вынул трубку изо рта и уставился на меня.
— Откуда, чёрт побери, мне может быть известно, Пибоди? Альманах[151] не принадлежит к обычному оснащению африканской экспедиции.
— Мне следовало подумать об этом, — с сожалением заметила я. — Отныне для пущей уверенности один из них будет всегда при мне.
— Равно как и появление Верблюжьего корпуса[152] с развевающимися флагами, — отпарировал Эмерсон, чьё замедленное чувство юмора порой приводит к печальным последствиям. — Проклятье, Пибоди, астрономические эффекты не происходят тогда, когда тебе удобно, да и сами солнечные затмения достаточно редки. Что заставило подобную дурацкую мысль посетить твою голову?
Дважды в течение дня я выходила в прихожую осведомиться, есть ли послание для нас. Я была уверена, что по прибытии его доставят немедленно. Спокойствие Эмерсона, деловито царапавшего в своем журнале, только увеличивало моё нетерпение. Я непрерывно вышагивала по комнате, сцепив руки за спиной, когда, наконец, услыхала шлёпанье сандалий и звон оружия, что предвещало приближение стражников — и не одного, а нескольких, судя по звукам.
— Наконец-то! — воскликнула я. — Послание!
Эмерсон встал, глаза его сузились.
— И не один посланник, похоже. Возможно, Тарек пришёл лично.
Занавеску отдёрнули в сторону лезвием копья, и вошли два солдата, таща с собой человека. Жестокий толчок стремительно послал узника вперёд. Не в силах остановить падение, поскольку руки были связаны за спиной, он упал на колени и рухнул вверх лицом у моих ног.
Узником оказался, конечно, Реджи Фортрайт. Его одежда была измята и изорвана, а сам он обзавёлся длинной бородой. За исключением бледной кожи, говорившей о длительном строгом заключении, он выглядел вполне здоровым; во всяком случае, его лицо было достаточно полным. Возможно, причиной являлся недостаток физических упражнений, но это опять-таки напомнило мне об отвратительных обрядах древних американцев, откармливавших своих пленников для жертвоприношений.
Эмерсон закатил глаза к небу и снова уселся. Я опустилась на колени близ упавшего и… Но описание моих действий, боюсь, лишь нагонит скуку. Вскоре Реджи уже сидел и понемногу попивал вино, чтобы восстановить силы.
Вопросы хлынули из моих уст только для того, чтобы встретить такой же поток вопросов от Реджи. Прошло некоторое время, прежде чем мы смогли достичь той степени спокойствия, которая позволила бы понимать друг друга.
Реджи настаивал, чтобы вначале я описала наше путешествие и всё происшедшее с нами с тех пор. По мере моего повествования Эмерсон выказывал признаки нарастающего нетерпения, и после того, как я описала посещение деревни и спасение женщины с ребёнком, он прервал меня:
— Ты охрипла, Пибоди. Пусть мистер Фортрайт расскажет нам свою историю.
Реджи признался в обычной чарующей манере, что быстро заблудился.
— Очевидно, именно так, миссис Амелия, потому что я не видел ни одного ориентира из тех, которые вы описали. В то время я и не думал об этом — как и профессор, я всегда сомневался в точности карты моего бедного дяди. Но после рассказа о вашем путешествии… Это необъяснимо! Я не настолько глуп, чтобы не уметь обращаться с компасом.
— Не так необъяснимо, пожалуй, — задумчиво сказала я. — Ваша копия карты, возможно, была неверной.
— Уверяю вас… — начал Реджи.
— Неважно, — прервал Эмерсон. — Если вы не смогли найти первый из ориентиров, почему не повернули назад?
— Ну, видите ли, на четвёртый день отъезда мы обнаружили воду, и к тому времени у нас всё ещё имелись вполне достаточные запасы для возвращения. Мы нашли всего лишь заброшенный колодец, который потребовал значительной очистки, прежде чем стал годен к использованию; но это дало нам запас времени. У нас не случилось ни одного из злоключений, какие пришлось испытать вам: верблюды были здоровы, а мужчины — веселы и старательны. Поэтому я и решил, что могу задержаться на день-другой. Я буквально готов был горы свернуть.
— Восхитительно, — тепло отозвалась я. — А когда же на вас напали?
Реджи покачал головой.
— Всё как в тумане, миссис Амелия, да ещё моя последующая болезнь… Они атаковали на рассвете. Я помню, что меня разбудили крики и стоны, и выскочил из палатки, чтобы увидеть, как мои люди разбегаются в разные стороны сломя голову. Я не виню их: они были вооружены только ножами, а изверги, преследовавшие их, держали большие железные копья, луки и стрелы.
— А у вас, кажется, была винтовка, — сказал Эмерсон, жуя трубку.
— Да, и мне удалось отправить к праотцам несколько дьяволов, прежде чем они одолели меня, — произнёс Реджи. Тень мрачного удовлетворения скользнула по приветливому лицу. — Я стал бороться ещё яростнее, когда понял, что они намерены схватить, а не убить меня. Быстрая смерть предпочтительнее рабства. Но всё напрасно. Удар по голове поверг меня наземь, и я, вероятно, был без сознания в течение нескольких дней. Я ничего не помню о том, как оказался здесь.
— А о том, что случилось с вашими людьми? — спросил Эмерсон.
Реджи пожал плечами.
— Немногим из них удалось уйти — скорее всего, для того, чтобы в мучениях умереть от жажды. Но теперь снова ваша очередь, миссис Амелия — как давно вы находитесь в здешнем плену? Какие планы вы разработали для спасения? Зная вас с профессором, я не могу поверить, что вы кротко смирились с лишением свободы.
— У вас довольно театральный способ задавать серьёзные вопросы, мистер Фортрайт, — ответил Эмерсон. — Это место — мечта археолога; я не хотел бы удалиться без тщательного изучения увлекательных пережитков мероитической культуры. Нас рассматривают не как заключённых, но как почётных гостей. И потом, знаете ли, существует незначительная мелочь — основная причина нашего пребывания здесь: выяснить судьбу вашего дяди и его жены.
— Они мертвы, — спокойно произнёс Реджи. — Да упокоит их Господь.
— Откуда вам это известно?
— Он сказал мне… — Реджи пытался сдерживать голос, но гнев и ярость исказили его лицо. — Смеясь, как злодей, каковым он и является, он описывал их долгую, мучительную смерть под пытками…
— Настасен? — воскликнула я.
— Кто? — Реджи уставился на меня. — Нет. Ваш друг Кемит, который известен здесь, как принц Тарекенидаль. Все эти длинные страшные недели я находился в заточении именно у него в подземелье.