Последний викинг. «Ярость норманнов»
Шрифт:
Однако Угоняич, поддерживаемый своими сторонниками, не унимался. Без всякого смущения он крикнул епископу:
– Беспримка бо бе чернец, токмо побежаша постов да молитв. То како он поганых смирит, яко сам отвержен от Бога?
Бонд говорил правду. Король Болеслав хотел видеть сына монахом и отправил его в Италию, но беспутный Бесприм, которому наскучили строгие порядки в аббатстве, бежал из стен обители. Услышав обличающую речь, Бесприм с перекошенным от злобы лицом двинулся в сторону кожевенника. Ярицлейв положил на плечо ляха тяжелую руку и оттолкнул назад. Вече шумело больше часа. Конунг имел немало сторонников, особенно на Торговой стороне, хотя они не были столь голосисты, как гости с Софийской стороны. Свои речи произнесли посадник и тысяцкий. Первый говорил за конунга, другой – против. Дважды вперед выступал епископ, склонявший вече к повиновению. Половина новгородцев ответила на его призыв одобрительным криком, половина –
Спустя некоторое время Ярицлейв Мудрый взялся правой рукой за золотую шапку. То был заранее условленный знак, по которому дружинники ринулись на Угоняича, поднятого над толпой. Они стащили предводителя за ноги, раздавая звонкие удары его сторонникам. Харальд, Рёнгвальд и Хрольв бросились в гущу схватки. Замелькали кулаки. Высокорослый Харальд молотил новгородцев своими длинными руками. Ему тоже досталось. Чей-то тяжелый кулак заехал ему в ухо, и на мгновение он потерял слух. Перед его взором мельтешили окровавленные лица с безмолвно раскрывавшимися ртами, но вместо криков он слышал сплошной звон в ушах. Торговая сторона одолевала благодаря сплоченным действиям дружинников. Шаг за шагом они теснили противника к реке. Харальд и Рёнгвальд оказались на Великом мосту. Сын ярла обхватил руками какого-то толстого купца, поднял его над головой и бросил в Волхов. Харальд последовал примеру товарища. Он крепко уперся ногами в мокрые бревна, а руками хватал новгородцев за ворота рубах и сталкивал их в реку.
Раздавая удары, Харальд вспомнил рассказ Храни Путешественника о подвиге, совершенном Олавом Толстым на Старом Лундунском мосту. Корабли викингов, предводительствуемые Торкелем Высоким, вошли в Темзу и двинулись к мосту, столь широкому, что на нем могли разъехаться две телеги. Корабли были защищены щитами из ивы. Но они плыли под мостом, на них обрушился град камней, пробивавший и щиты, и даже доски палуб. Драккары были вынуждены повернуть назад, и только корабль Олава Толстого сумел пройти под мостом. Олав нырнул в Темзу, проплыл под водой с канатом в зубах и привязал его к сваям, на которых покоился мост. Тридцать гребцов изо всех сил заработали веслами, канат натянулся, выдернул сваи из ила, после чего мост обрушился в воду.
– Храни! – громко воскликнул Харальд. – Ты видишь, что мы бьемся на Великом мосту в Хольмгарде, столь же доблестно, как вы бились на Старом мосту в Лундуне!
Еще мгновение, и люди, пришедшие с Софийской стороны, дрогнули и побежали назад по мосту.
Харальд обернулся. Он увидел Ярицлейва Мудрого. Конунг довольно улыбался. Он одержал победу на вече. Харальд же проявил великую доблесть на глазах конунга. И хотя драка на мосту не может считаться настоящей битвой, Харальд по праву заслужил милость Ярицлейва Мудрого.
Глава 22
Реакция поганска
Конунг Ярицлейв Мудрый, соединившись со своим братом Мстиславом, пошел войной на ляхов. Огню и мечу они предали землю ляхов, сполна отомстив за прежние обиды. Конунг ляхов Мешко Второй бежал на юг. Норманны были в войске, преследовавшем беглеца. Харальду доверили отряд, состоявший из древлян. Они говорили на наречии, схожем с языком жителей Хольмгарда, однако ни в чем остальном на них не походили. Они были зверообразны ликом, их волосы и бороды не знали гребня, а плечи покрывали звериные шкуры. Зато древляне были выносливы и не знали усталости даже после самых длительных переходов. Когда Харальд, Рёнгвальд, Сбыслав и даже исландец Халльдор, всегда бесстрастный и равнодушный ко всем невзгодам, валились с ног от утомления, древляне были свежи и полны сил. Дружинник Сбыслав не ладил с древлянами. Они подчинялись его приказам, но делали это неохотно, а когда он отворачивался, передразнивали цокающий говор словена. В свою очередь, словен отзывался о древлянах с нескрываемым презрением:
– Живут звериным обычаем, по-скотски! Едят нечистое, а браков у них нет, но умыкают девиц у воды.
Сбыслав поведал, что древляне убили конунга Ингвара, прадеда Ярицлейва. Конунг Ингвар доверил собирать дань ярлу Свенельду. Вскоре дружина Ингвара взроптала: «Отроки Свенельда изоделись оружием и одеждой, а мы наги. Пойдем, князь, с нами за данью, и себе добудешь, и нам». И послушал их конунг – пошел к древлянам за данью и прибавил к прежней дани новую, и творили насилие над ними мужи его. Взяв дань, пошел он в Кэнугард, но по дороге поразмыслил и сказал дружине: «Идите с данью домой, а я возвращусь и похожу еще». И отпустил дружину свою домой, а сам с малой частью дружины вернулся, желая большего богатства. Древляне же, услышав, что Ингвар идет снова, сказали: «Если повадится волк к овцам, то вынесет все стадо, пока не убьют его. Так и этот: если не убьем его, то всех нас погубит». Они вышли навстречу Ингвару и перебили его дружинников, так как их было малое число. Самого же Ингвара древляне привязали за ноги к вершинам согнутых молодых берез, а потом отпустили их.
Конечно, бонды согрешили, убив своего господина. Скажем, впрочем, что Ингвара погубила алчность. Норвежские конунги тоже ездят собирать дань с подвластных им земель. Всю зиму они вместе со своей свитой гостят в усадьбах то одного, то другого хёвдинга. Не обходят стороной и дворы могучих бондов. Хозяин, принимающий знатных гостей, устраивает богатый пир и приносит подарки конунгу и его людям. Однако обычай запрещает конунгам злоупотреблять гостеприимством подданных. Пребывание конунга не должно разорять хозяина. Если конунг ездит со свитой из пяти десятков человек, то, по обычаю, он гостит на богатом дворе одну неделю. Если же его свита составляет семьдесят человек, то пировать полагается не дольше четырех дней.
Хельга, вдова Ингвара, жестоко отомстила древлянам. Хельга сожгла древлянских послов в басте, как Сигрид Гордая сожгла дом с Харальдом Гренландцем и конунгом Виссавальдом из Гардарики. Потом она пошла войной на древлян. С ней ехал Святослав, который был еще ребенком. Таков обычай в Северных Странах, когда викинги берут в походы отроков знатного рода и нарекают их конунгами. Конечно, при них состоят опытные наставники. При Святославе были норманны Свенельд и Асмуд. По обычаю норманнов, конунг Святослав бросил копье во врага. Оно пролетело между ушей коня и упало к его копытам, ибо Святослав был мал. И сказали Свенельд и Асмуд: «Конунг уже начал, последуем, дружина, за конунгом». Они ринулись на древлян и прошли сквозь их строй. Древляне же побежали и затворились в своем городе Искоростене. Все лето стояло войско и не могло взять город, ибо древляне ведали, что после убийства конунга Ингвара им нечего ждать пощады. Тогда вдова конунга Хельга послала к городу со словами: «До чего хотите досидеться? Ведь все ваши города уже сдались мне и согласились на дань и уже возделывают свои нивы и земли, а вы, отказываясь платить дань, собираетесь умереть с голода». Древляне же ответили: «Мы бы рады платить дань, но ведь ты хочешь мстить за мужа своего». Сказала же им Хельга: «Я уже отомстила, когда устроила огненную тризну по своем муже. Больше уже не хочу мстить – хочу только взять с вас дань. Не буду возлагать на вас тяжкой дани, как муж мой. Нет у вас теперь меха и меда, так дайте мне в знак покорности по три голубя да по три воробья». Древляне же обрадовались и дали голубей и воробьев. Хельга же, раздав воинам – кому по голубю, кому по воробью, – приказала привязывать каждому голубю и воробью трут. И когда стало смеркаться, птиц отпустили. Они вернулись в свои гнезда, и так загорелись – где голубятни, где клети, где сараи и сеновалы, и не было двора, где бы ни горело, и нельзя было гасить, так как сразу загорелись все дворы. И побежали люди из города, и приказала Хельга воинам своим хватать их. А как взяла город и сожгла его, знатных забрала в плен, а прочих людей убила, а иных отдала в рабство мужам своим, а остальных оставила платить дань. Хельга была первая из правителей Гардарики, кто принял истинную веру. Святость ее явлена всем.
Харальд был восхищен, узнав, как Хельга сожгла древлянский город. Он много раз просил повторить ему этот рассказ и дал себе клятву испробовать уловку, придуманную вдовой конунга. Он старался запоминать все воинские хитрости, о которых повествовали саги и старины. Если же он чего-то не знал, что было простительно по молодости лет, то на выручку всегда приходил Рёнгвальд. Сын ярла Брусси был его другом, советником и помощником в военном деле.
Харальд и Рёнгвальд ехали верхом впереди отряда, чуть поодаль на коне ехал Сбыслав, за ним – молчаливый исландец Халльдор, а за ними быстрым шагом поспевали пешие древляне. Небо был хмурым, шел мелкий дождь, и задувал холодный ветер. Погода напоминала родную Норвегию. Они проезжали малонаселенные места на границе земель ляхов и чехов. Рёнгвальд опасался, что люди конунга Мешко могут устроить засаду на одном из лесистых холмов. Навстречу им вышел человек, облаченный в козлиные шкуры. Он пропах козлом, и за ним покорно трусило стадо из дюжины коз.
– Ты лях? – спросил Харальд.
– Я мильчанин. А вы, должно быть, русы?
В Гардарике подданных конунга Мешко называли ляхами. Однако ляхи себя так не называли, а всегда говорили: мы из племени вислян, мы – мазовшане, мы – куявы и так далее. В свою очередь, они называли русами всех, кто пришел из Гардарики, не делая различия между норманнами, словенами, кривичами, дреговичами, древлянами и иными. Харальд заметил еще одну странность. Большинство подданных Мешко были из племени полян. Всю Польшу назвали так по этому племени, самому многочисленному и знаменитому. Между тем большинство приближенных Ярицлейва тоже называли себя полянами, хотя были выходцами из Кэнугарда на Днепре.