Последний викинг. «Ярость норманнов»
Шрифт:
– Рёнгвальд, повтори свою бурную речь, когда придешь за жалованьем из рук конунга!
– Не спорю, он богат и могущественен, – опомнился сын ярла. – Но ты ведь потомок богов!
– За родство с ложными богами на Торговой стороне не дадут ни векши!
– Развейся, Харальд! Дурные мысли истомят тебя! Пойдем играть в мяч. Мы давно устраиваем игры за Парамоньим двором. Сегодня норманны из Хольмгарда будут биться против дружинников ярла Эйлифа из Адельгьюборга. Нам понадобятся твоя сила и ловкость!
Харальд покачал головой, но его товарищ не унимался. Он предложил пригнать двух жеребцов и заставить их лягаться и кусаться до смерти. Потом позвал на пир, который устраивает знакомый новгородский гость. Наконец, подмигивая, предложил навестить матерую вдову и забыть Эллисив в ее горячих объятиях. На все это Харальд ответил решительным отказом и попросил оставить его одного. Вместо игры в мяч он достал доску для игры в тавлеи. Он вспомнил вельву, возвещавшую о Рагнарёке. Мир погибнет и снова возродится из пепла: «Сходятся асы и вспоминают древние руны, они разыскали среди усадьбы в зеленых травах золотые тавлеи, в кои играли в прежнее время». Доска, купленная на Торге, была не золотой, а самой простой, деревянной. Харальд расставил колышки и начал играть сам с собой.
Его мысли раздваивались, от чего он играл как два разных человека. Один из них был жалким изгнанником, нашедшим пристанище в чужой стране. Он шептал, что следует смириться со своей участью и постараться угодить господину, чтобы тот не лишил его своей милости. Другой был гордецом, помнившим о величии своего рода. Он вещал громко и властно. Изгой нашептывал в ухо, что разумнее рубить дерево по себе. Дочь конунга предназначена другому конунгу. Ее не выдадут за человека, живущего при чужом дворе, как лендрманн не выдаст свою дочь замуж за бонда, а могучий бонд не сделает своим зятем раба. Гордец возражал, что если Харальд женится на дочери конунга, то он легко займет норвежский трон, ибо Магнус совсем молод и не сможет противостоять дружине, снаряженной на деньги Ярицлейва. Изгой трусливо твердил, что о троне нечего и мечтать, но гордец взял верх в этом споре. Он выиграл в тавлеи, и Харальд понял, что это знак свыше.
На следующий день к Харальду приехал боярин Вышата. Так в Гардарике именуют хёвдингов. Боярин был одним из самых ближних Ярицлейву людей, и Харальд вышел встретить знатного гостя и пригласил его в дом. Вышата слез с красивого коня, на каком впору ездить конунгу, прошел в палаты, принял рог с медом и выпил за здоровье хозяина. В доме Харальда пища готовилась на костре во дворе. Стыдно было бы потчевать знатного человека незамысловатой стряпней. К счастью, исландец Халльдор прикупил у заезжих норманнов отменного хакарля – забродившее акулье мясо. Когда акулу загонят в узкий залив и пронзят ядовитым гарпуном, от чего она всплывает вверх брюхом, ее мясо зарывают в яму с песком. Сверху кладут тяжелые камни, чтобы выходила жидкость. Мясо бродит от шести до двенадцати недель. Затем его разрезают на полосы и подвешивают для высушивания в течение нескольких месяцев, после чего хакарль можно употреблять в пищу, только следует удалить образовавшуюся корку, иначе человек отправится в Хель. В Исландии хакарль считается большим лакомством, но в других странах его не едят, как, например, не пьют напитка под названием квас, столь любимого в Гардарике.
Боярин Вышата отведал хакарля, вытаращил глаза и спросил, что это такое и из чего сие сотворено. Халльдор объяснил, что это мясо зубастой рыбы, киснувшее три месяца. Боярин схватился за живот и объявил, что очень торопится. Он опрометью бросился на двор, но перед уходом успел сказать, что завтра князь Ярослав Владимирович будет тешить себя соколиной охотой и просит пожаловать Харальда. Хотя приглашение было передано в великой спешке, Харальд понял, что завтра получит долгожданный ответ. Он пал на колени, горячо помолился святому Олаву и дал следующий обет:
– Брат! Если мне выпадет случай вернуться в Норвегию с сильной дружиной, я не буду убивать твоего сына. Я лишь изгоню его из страны или заставлю поделиться властью.
Конунг Ярицлейв Мудрый владел великим множеством соколов, ястребов и кречетов. Не всякий государь мог бы похвалиться такой блестящей толпой сокольничих и ловчих, каждый из которых нес на рукавице хищную птицу. Недаром скальды придумали кённинг руки: «ветвь – гнездовье ястреба». Ведь на правую руку сажают сокола или ястреба во время охоты. Слуг Ярицлейва конунга можно было уподобить густому лесу ветвистых деревьев. Конунг и его люди охотились на берегу Ильмень-озера. Под ударами соколов и ястребов в траву падали журавли и утки. Знатным охотникам было очень весело, и один только Харальд не мог отдаться всей душой соколиной охоте, потому что ждал важного разговора с конунгом.
Ярицлейв Мудрый повелел своим людям ехать вдоль берега и найти непуганых птиц, свивших гнезда в камышах. Он сказал, что посмотрит на полет ястребов с высокого холма. Все помчались вперед, кроме боярина Вышаты и Харальда, которому конунг дал знак следовать за ним. Втроем они подъехали к холму над озером. Вышата остался у подножия, следя за тем, чтобы никто не смел беспокоить конунга, а Ярицлейв и Харальд въехали на вершину и спешились. Конунг сел на траву и усадил Харальда рядом с собой. Харальд сидел почти на плаще конунга и видел каждый волосок в его бороде. Ярицлейв сказал с усмешкой:
– Вышата донес, что его едва не отравили в твоем доме.
– Господин, мы всего лишь старались угодить знатному гостю!
– Знаю, знаю. Но будь осторожен, когда потчуешь бояр непривычной для них едой. Иначе лишишь меня верных слуг! Но в сторону шутки! Ты просил назначить тебе испытание?
– Да, господин!
– Думаю, я нашел для тебя подходящее дело. Ты слышал о Царьграде?
– Мне известно, что Миклагард – это самый большой город Грикланда.
– Царьград – самый богатый город на всем свете. Воистину, это царь градов, куда стекаются сокровища со всех сторон. Там больше золота, чем песка на берегу Ильмень-озера, а самоцветы – что камни на проезжей дороги. Не счесть чудес, коими изобилует Царьград. Там стоит самая большая церковь христианского мира, а царские чертоги превосходят всякое описание.
– Конунг хочет завладеть Миклагардом?
– Мои предки пытались сделать это. Вещий Олег пошел на греков, взяв с собой множество варягов, и словен, и чуди, и кривичей, и мерю, и древлян, и радимичей, и полян, и северян, и вятичей, и хорватов, и дулебов, и тиверцев, известных как толмачи: этих всех называли греки «Великая Скифь». И с этими всеми пошел Олег на конях и на ладьях, а было кораблей две тысячи.
– Какое несметное число драккаров! – не удержался Харальд. – Мой брат Олав Толстый и йомсвикинг Торкель Высокий овладели Лундуном, имея сорок пять кораблей. Конунг Хельги повел на Миклагард две тысячи кораблей! Наверное, все море было покрыто его драккарами!
– Ладьи не могли войти в гавань Царьграда, называемую Суд. Греки замкнули Суд длинными железными цепями. Тогда Олег повелел своим воинам поставить ладьи на тележные колеса. И когда подул попутный ветер, подняли они в поле паруса и пошли к городу.
Харальд с упоением внимал речам конунга. Он не пропускал ни одной саги и даже пряди, в которой рассказывалось о хитростях и уловках, приносящих победу на войне. Мыслями он был с конунгом Хельги и восхищался тем, как тот обошел заграждения. Он говорил себе, что, быть может, и ему когда-нибудь придется прорываться через цепи, запирающие вход в Миклагард. Между тем Ярицлейв продолжал: