Последний ворон
Шрифт:
Мелстед сидел на краешке кресла, стакан с остатками виски в трясущихся руках. Румянец сошел с лица, но в глазах все та же проклятая непоколебимая уверенность в собственном неуязвимости.
– Кеннет, что ты говоришь? – Ровный, почти угрожающий голос. Но виски допил одним глотком, кляцнув зубами о стакан. В чем, черт побери, ты меня обвиняешь? Злобно глянул на увеличенные снимки. – Похоже на какое-то немыслимое, адски безумное обвинение! Я же тебе друг, Кеннет! А ты пытаешься связать меня с чем-то, о чем не говорится вслух... так в чем же?
У Обри отпустило в груди. Джеймс все начисто отрицал; значит, есть другое объяснение...
...Никакого другого, внушал он себе. В мыслях снова возникла Кэтрин, а фотографии Элис на пианино уменьшились в размерах. Остались только опасность, нависшая над Кэтрин, да эти лежащие перед ними на столе страшные обвиняющие снимки.
– Джеймс, дело зашло слишком далеко, чтобы можно было прятаться за ругательства и взывать к дружбе, – спокойно ответил он. Мелстед, зло прищурившись, наблюдал за ним. Теперь уже Обри держался не как временный постоялец, а скорее как хозяин. За окнами раздавался шум машин, проезжавших по Итон-сквер. – Ты звонил Хьюзу, и не раз. Ты приказал ему убрать все из одного места, которое ты не назвал. Известного ему и тебе. Какого-то другого жилища. Ты прервал с ним связь, словно вы оба обладали некой тайной, были частью одной сети. А это – на фотографиях – цель существования данной сети. – Мелстед затряс головой. Обри продолжал нажимать. – Ты вместе с Хьюзом участвуешь в этом гнусном деле с детьми, Джеймс... Бог знает, каким образом и зачем, но участвуешь! – Мелстед было запротестовал! – Нет, Джеймс, отрицать совершенно бесполезно. Но...
Мелстед оторвал жадный, голодный взгляд от снимков. И все же в глазах светилась злоба, даже презрение. Не все еще потеряно. Он помнил о своем мире, своем круге. Лонгмид, Оррелл, кабинет министров, могущественные и богатые; даже владельцы газет. Он был убежден, что ему невозможно причинить урон, во всяком случае непоправимый.
– Смешно, – пробормотал он с таким видом, словно Обри надоедал ему с пустяками.
– Нет, Джеймс. Гнусно. Низко.
– Ты так думаешь?
– Джеймс, я никогда еще не был так убежден.
– Какое тебе до этого дело, Кеннет? – Мелстед резко откинулся в кресле, расплескав виски на руку и на брюки. Стал яростно стирать пятно. – Считаешь, что страдает старомодное ханжеское благонравие? Ты и взаправду думаешь, что от всего этого вред?
Часы на старинном камине мелодично пробили одиннадцать.
– Джеймс, должен тебе сказать, что прикажу арестовать этого типа, Хьюза. Лично его допрошу. Когда он во всем сознается, я скажу тебе, что мне нужно знать.
Последовало долгое молчание. В комнате, казалось, нечем было дышать. По лицу Мелстеда, сменяя друг друга, словно облака, пробегали выражения страха и презрительного высокомерия. Затем он произнес:
– Не могу понять, по какой причине ты мне угрожаешь, Кеннет. Разве что из отвращения. Но тогда угрозы не по адресу.
– Да, я действительно угрожаю и не отступлюсь, потому что убежден, что тебе полностью известно, как было дело, после того, как министерство обороны аннулировало проект ДПЛА. Нет, погоди... Я убежден, что ты играл не последнюю роль в его переправке в Америку. Я также могу твердо сказать, что помоги ты мне в этом деле, эти фотографии и все, что, возможно, расскажет этот тип, Хьюз... не пойдет дальше. – Он тяжело дышал, злясь на себя за предложенную сделку. Худые ясные личики на снимках смотрели на него с укором – ведь он воспользовался ими, чтобы загнать в угол Мелстеда.
Лицо Мелстеда снова стало белым как мел. Презрительное выражение исчезло, самоуверенность тоже. Остался один страх, словно пятно, которое труднее всего стереть.
– Зачем тебе нужно это знать? – вырвалось у него.
Обри стукнул кулаком по мягкому подлокотнику кресла.
– Потому что моя племянница в руках человека, способного на все! Потому что я помешаю ему причинить ей вред, только если смогу его свалить! А у тебя есть возможность мне помочь. Вот почему я готов пойти на эту дьявольскую сделку с тобой... – Он перевел дух, – ... и обещаю, что не дам хода делу, которое ты видишь на столе, – закончил он, подавшись вперед. – Это единственное, что я могу тебе предложить. Единственная взятка. – Он чувствовал просительные нотки в голосе, остро ощущая, что его обвинения и подозрения не имеют под собой фактов. Более чем тридцатилетняя дружба лежала бездыханной на ковре рядом со столиком с фотографиями.
Мелстед старательно, словно перед зеркалом, пригладил волосы. На Обри глядел другой, не такой самоуверенный человек. После долгого молчания он произнес:
– Кеннет... – Он прокашлялся и продолжил более твердым голосом: – Я не могу тебе помочь.
– Несмотря на?..
– Не могу.– Казалось, покаянные слова о собственном преступлении застряли в горле. На лице было написано все, особенно ужас, внушаемый Маланом.
– Ты должен. Для тебя это единственный выход.
– Не могу, черт побери! Сказал, что не могу! Поверь мне!
– Значит, ты понимаешь, что они натворили? Все понимаешь, Джеймс? – Мелстед молчал, всем видом демонстрируя признание – Хорошо, Джеймс. Не могу, да и ты тоже, терять понапрасну время. Можно позвонить? Спасибо. Сейчас я прикажу своим людям сегодня же арестовать Хьюза.
На столе ветеринара под наркозом пестрая кошка, опавшая, повлажневшая это сна шерстка. Ветеринар, будто любуясь цветочной композицией, со всех сторон разглядывает висящий на стене рентгеновский снимок. Сверкающие перстнями большие руки Роз нервно барабанят о тельце Лайлы. Помутневшие глаза кошки направлены на нее. Такое впечатление, что ей но нравятся издаваемые Роз надоедливые стоны или она просто пугается страшных булькающих звуков в горле.
– ...Сломала переднюю лапку... рак... шпильку нельзя... кость как известка.
Роз слышит свой голос.
– Не похоже, что ей больно.
– Скоро, – отвечает ветеринар. Кошка начинает реагировать на движение по Эрлз-Корт-роуд или просто на пустой черный квадрат окна позади Роз.
– Боже, он так к ней привязан, тихо говорит Роз. – Она у него незнамо сколько лет.
– Решайте.
Глаза застилают слезы. Не то чтобы она просто испытывала беспомощность или тельце кошки на столе казалось таким крошечным и податливым. В комнате запах псины. Перед Роз молодое, бородатое, терпеливое лицо ветеринара.
– Боже, не знаю, что мне делать!..– восклицает она, еще энергичнее стуча пальцами по тельцу животного. Кошка шевелится, уловив боль в голосе хозяйки. Сейчас, когда Лайла лежит, изуродованной раком лопатки не видно. Роз увидела, что кошка хромает, неделю назад, но постаралась не обращать на это внимания.
Теперь же от этого не уйти. Украдкой взглянула на рентгеновский снимок – пораженную раком сломанную лапку еле связывает с тельцем тонкая прядка кости и хряща.
– О, черт!