Шрифт:
Они, эти выродки цивилизованного Человечества, с ихними животными манерами, вечно воняющие этой мерзкой травой, дымом которой они разрушают не только свои легкие, но и легкие более полезных обществу индивидуумов, с этой стирающей все границы между приличиями и животными инстинктами жидкостью, с этим их шумом, расшатывающим ценные высокоразвитые нервные системы умственных работников и с этими их опасными железками, за попытку отобрать которые, они как дикие звери, убивают прямо руками, и которые ничего не умеют,
(Из доклада Спецкомисии Министерства Воспитания и Перевоспитания Личностей Верховному Совету Народной Галактической Федерации по так называемой Империи Свободы)
Он отпрыгнул на тротуар, уворачиваясь от лимузина с дрыгающимися правительственными флажками. Брызнувшая из под колес лимузина окатила его ботинки. Послав плевок в заднее стекло лимузина, он подумал о толстых говнюках, потеющих от страха на заднем сидении лимузина. Прилизанные волосёнки, толстые пальцы, унизанные кольцами, вцепившиеся в чемоданы наворованных денег. Эти мешки жира сейчас протаранят толпу рабочих с семьями, осаждающих космопорт в тщетной попытке улететь и, подрулив к какой-нибудь частой яхте, дунут куда подальше, подставив под эмоглушилки Внешних тысячи тех, кого они успели ограбить.
Он пожалел, что у него нет бластера. Это уже давно вошло у него в привычку – жалеть, что нет бластера или хотя бы автомата.
Щелкнув обрубком безымянного пальца по рукояти Имперского Тесака, он еще раз сплюнул и побрел по улице. Улица, как и весь город, была безжизненна. Каждый, кто мог двигаться, штурмовал космопорт.
Все пытались убежать, от Внешних, чей флот мог появится у станции в любую минуту. Он, никогда не убегал, не собирался убегать и в этот раз.
Угрюмо пиная разную частную собственность, превратившуюся в связи с нашествием в мусор и устлавшую улицы, он шел куда-то мечтая найти пивка и пропустить последнюю кружечку-другую-пятую. Пива, конечно же, нигде не было, причем уже лет пять. Но больше, чем об отсутствии пива, он сожалел о том, что у него нет истребителя, хотя бы учебного. Сделать несколько тысяч вылетов, пройти сотни боев, сбить несколько тысяч целей и сдохнуть на земле?!?
Тьфу!!!
Сплюнув, он пнул кипу каких-то бумаг, разлетевшихся по всей улице и замер, уловив в обычно стерильном воздухе слабые следы какого-то почти забытого, но до зубной щекотки знакомого запаха.
Табак!
Он не курил с тех пор, как Министерство воспитания десяток лет назад после запрета на спиртное наложила запрет и на курение.
Где табак, там и пиво.
Захваченный без сопротивления радостным предчувствием, он послюнявил палец и прикинул, откуда тянет ветерок, созданный поломкой нескольких вентиляторов, обычно вытягивавших под потолок вонь пятисот тысяч тел, которые, несмотря на все усилия Министерства воспитания, продолжали вонять. Определив направление, он свернул с главной улицы и пошел широким быстрым шагом, пытаясь утихомирить радостное волнение и убеждая себя, что ему показалось.
Но запах становился все четче, а когда через несколько кварталов в шум толпы у космопорта вплелись какие-то другие звуки, он не выдержал и перешел на
Спец команда Министерства Воспитания пять лет охотилась за всеми нефильтрованными записями. Безуспешно.
Он вскочил и рванулся вперед, на волну. Квартал переместился за спину. Прятавшаяся за углом музыка ударила в уши. Глаза захватили распахнутую дверь на другой стороне улицы. Из двери лились дым и металл.
Не останавливаясь, он завернул так, что пластик подошв древних ботинок жалобно скрипнул о метал покрытия улицы и устремился к двери.
Прыжком преодолев десяток ступеней крыльца, он перешёл на шаг и зашёл внутрь. Он успел разглядеть, что внутри кто-то сидит за столиками, после чего картину заслонила небритая фигура с наведенным на него бластером.
– Ты…-начал владелец бластера. Он мгновенно схватил бластер и, утекая в сторону, дернул за ствол и выставил локоть. Кто-то полетел вперед за бластером, но воткнувшись лицом в локоть, отлетел назад. Перехватив бластер, он с диким воплем:
– Пива!!!!! – развернулся к залу, готовый поменять почти не нужную жизнь на бутылочку. Из дыма раздался очень знакомый крик:
– Смирррна!!!
Рефлекс затормозил его на полсекунды, которых ему хватило, чтобы осмотреться и заметить двоих, которые стояли у стены, наведя на него бластеры. На боку у них висели такие-же тесаки, как и у него. Точней, почти такие же. Рукояти были перевиты серыми шнурами. Двое с бластерами были пехотинцами.
Отдав себе команду двигатели стоп и кое как ее выполнив, он прорычал, автоматически перейдя на Голос Имперского Солдата, Проникающий Сквозь Шум:
– Вы кто!?
Они опустили бластеры и выдернув из ножен тесаки, протянули их ему. В дыму и слабом свете почти ничего не было видно и он хотел было взять их в руки, но вспомнил вдруг, что по Уставу чужие тесаки в руки брать запрещено. Усмехнувшись от удовольствия соблюдения Устава, он шагнул вперед и наклонившись, прочел надписи, выбитые у основания рукоятей:
ПЕРВЫЙ ЛЕГИОН ИМПЕРИИ земли
ШЕСТАЯ ДИВИЗИЯ
ВОСЕМНАДЦАТЫЙ ПОЛК
5-6-3
Ниже шли имена и звания. Прочитав, он кивнул и, вытащив свой тесак, протянул его им, удивляясь внезапной гордости тому, чего он стыдился последние десять лет. На его тесаке было выбито:
ТРЕТИЙ ЛЕГИОН ИМПЕРИИ земли
ЗВЕЗДНЫЙ ТОПОР
МАЙОР ИВАН ЮДВИЛ
Пехотинцы отсалютовали. Вернув салют, он попробовал спросить:
– А…Это… – и тут же осекся, узнав грозные обводы фигуры, возникающей из дыма. Издав радостный вопль, он кинулся навстречу своему напарнику Джону Банке, которого он не видел со времен расформирования. Через несколько секунд он, как обычно, постучал Банке по затылку, в знак того, что он начал задыхаться и, выскользнув из могучих объятий, замер, разглядывая огромную бородатую тушу.
– Ну здравствуй! – тихо прошептал он, насмотревшись. – А я уж думал, что одному отходить.
– Здорово, Юдо! – тихо пророкотал Банка. – Ты бы Ни Киту бластер вернул. – кивнул он на пехотинца, с которым Юдо познакомился при входе.
Ни Кит угрюмо стоял рядом и угрюмо потирал лоб. Юдо с протянул ему бластер.
– Ну и лов-КО-КО же ты меня! – сказал Ни неожиданно весело, принимая свою бластер.
– Еще бы! – пророкотал Банка – Юдо был солдатом ещё тогда, когда ты, сынок, ещё под стул пешком ходил.