Последний юности аккорд

Болен Артур

Мы посмеялись невесело и выпили еще по сто граммов. Заговорили про директора лагеря. Сошлись на том, что он полный, абсолютный и законченный

мудак. Выпили за то, что бы его понос пробрал. Потом Сидорчук, прожевывая огурец сказала.

– А все-таки эта … Коммунидзе…

– Социалидзе, – поправил кто-то.

– Ну да, помню, что-то марксистское… Она с прибабахом явно. Не от мира сего.

– Что же ты хочешь, – сказала Афонина. – У нее вся семья такая. Мне Козакевич, ее приятельница рассказывала, как они живут. Каждый день подъем в шесть утра. Пробежка. Бегут все: папа, мама, Нина, даже бабушка. В любую погоду. Потом – школа, музыкальная школа, чтение полезных книг, чтение развлекательных книг; чтение французских книг: она по-французски лучше

преподавательницы говорит, представляете? Все расписано по минутам. У них даже семейные праздники какие-то необычные, вроде викторин. Предположим, собираются они субботним вечером, приглашают гостей, и вся вечеринка посвящается древней Греции. Каждый должен подготовить доклад по своей теме, а потом все отвечают на вопросы. Все строго, как на экзамене; оценки выставляет Социалидзе-старший по пятибалльной системе. Козакевич рассказывала, что пришла как-то не подготовившись, так чуть от стыда не сгорела.

– Каждый сходит с ума по-своему…

– И между прочим, собираются далеко не последние в городе люди. Гранин-писатель, вроде бы, Товстоногов, академики, профессора. Да, собственно, ее папа сам без пяти минут академик.

Конец ознакомительного фрагмента.