Последний заезд
Шрифт:
На своем веку я повидал немало классных скачек и классных лошадей, но запомнились мне — наездники. Лошади приходят и уходят. Если хочешь играть на скачках, забудь про лошадей. У скаковых лошадей короткая биография, на них не стоит слишком полагаться. Ставь на наездников. Они всему голова. Всё в их руках. Посредственные наездники знают только кнут. Хорошие — и кнут, и пряник. У замечательных — три руки: в одной — поводья, в другой — хлыст, в третьей — сердце лошади.
Когда осела пыль, приветствий было столько же, сколько воркотни. Светловолосая дева мало походила на индианку. Судейский помост встревоженно жужжал. Мистер Меерхофф, желая избежать конфликта интересов и сердечного приступа,
— Вот попали так попали. С одной стороны, несправедливо отнимать победу только за то, что у победительницы кожа недостаточно темная. А с другой — если дадут этой русой ленту за скачку скво, индейцы, чего доброго, восстанут. Ты бы как поступил, Нашвилл?
Никакого мнения я составить не мог — после того как она подмигнула, я вообще лишился дара речи.
Бисон сказал:
— Похоже, твой теннессийский друг уже короновал ее — смотри, какие у него глаза круглые.
Индейцы и ковбои засмеялись. Я не думал, что это так заметно. Голос Сирены Клэнси вернул меня на землю.
— Леди и джентльмены, пока наши судьи принимают трудное решение, «Феерия Буффало Билла "Дикий Запад"» любезно согласилась предложить вам особый дополнительный аттракцион: всемирно известный мастер вольтижировки, Ирландская Всадница мисс Мэгги О'Грейди!
На своей лошади, разукрашенной трилистниками клевера, стремительно выехала женщина с оранжевыми волосами. Она сделала круг по арене, охаживая толстую лошадку по клеверному крупу, так что разогналась не хуже Сары. Для чего это делалось, было понятно: если к скачкам допустят не только индианок, то почему не принять во внимание Ирландскую Всадницу тоже? Прерия Роз Хендерсон выехала галопом и присоединилась к О'Грейди на втором круге, нахлестывая лошадь также и также мчась во весь опор. Публика одобрительно кричала; дискуссия на судейском помосте стала еще жарче. Повинуясь внезапному импульсу, я отъехал от ограды и трусцой направился к водопойному корыту.
Сара Меерхофф обтирала свою потную кобылу мокрым махровым полотенцем. Потные волосы прилипли к ее щекам и лбу. Она встретила меня ехидной улыбкой:
— Ну что, полковник Спейн. Умею ездить?
— Безусловно, умеете, мисс Меерхофф. Как птица на ветру.
— У вас и вашей лошади, полковник, слегка изнуренный вид. Вы уверены что правильно питаетесь?
Я не знал, что ответить.
— Поехали бы к нашему киоску. У папы и сестер наверняка найдется чем перекусить.
Я, как последний тупица, ответил, что ни папы, ни сестер в киоске нет; они на судейских местах. Она улыбнулась еще ехиднее.
— В таком случае все равно поезжайте и подождите. Кто-нибудь вас накормит. Можете подождать в крытом фургоне. Там тихо и никто не помешает. Ап!
Она шлепнула Стоунуолла полотенцем. От неожиданности он припустил прочь. Я оглянулся: она макала полотенце в корыто.
Я понял, что она имела в виду, говоря о фургоне. Он стоял на отшибе, в тени ясеней, но из двери сзади можно было хорошо видеть арену. На полу лежали мешки с мукой, сахаром и сушеными яблоками. Сбоку постелено сложенное вдвое стеганое одеяло. Выглядело соблазнительно, но я не решился залезть внутрь. Я привязал Стоунуолла к спице, а сам прислонился к фургону и ждал. Стоунуолл, заинтересовавшись запахами, тыкался носом в парусину. Немного погодя я нагреб в шляпу сушеных яблок, и мы пожевали. Когда принялись за вторую шляпу, Сирена Клэнси взобрался в свое воронье гнездо.
— Прошу внимания! После долгих размышлений ленту за гонку скво совет присуждает… Мэри Элизабет
Часть зааплодировала, часть заулюлюкала.
— Подождите! Приготовлен новый приз и учреждено совершенно новое состязание! Завтра, после финальных соревнований по езде на дикой лошади, будет проведена эстафета наездниц, первая в своем роде. Три круга, три разные лошади, три сотни долларов — победительница получает все. Как вам эта новость?
Раздались нерешительные аплодисменты. Со стороны судей это был гениальный дипломатический ход: «три лошади» означало, что победит не лучшая лошадь, а лучший наездник. Или наездница, как я понял. И мне это очень понравилось. Судя по тому, как Сара работала со своей аппалусой, ради нее любые три будут лезть из кожи вон — все равно, четвероногие или двуногие.
Я подождал сигнала к следующему состязанию, а потом поехал к загонам, разочарованный и поникший. Сара чуть не затоптала нас. Она возвращалась на своей кобыле, ведя за собой еще двух тощих лошадей. И заговорила, почти не сбавив хода.
— Извините, мистер Спейн. Мне надо испытать этих двух кляч для завтра. Вы понимаете. Ии-ап!
Она рванула дальше и скрылась в лабиринте загонов. Я, конечно, понимал. Но был уязвлен. А причина, если подумать, была та, что озорница и роману предпочитает скачки.
Я сжал зубы, пришпорил коня и поскакал к турнирной арене — рыцарь без дамы.
Глава тринадцатая
Обувь потом почистишь
Чертово родео продолжалось, одно состязание перетекало в другое, как тени в дыму. Чары индейского чая еще не рассеялись. Думаю, поэтому во второй день Сандаун возился со мной больше, чем Джордж. Может быть, из-за этого же события второго дня освещены таким странным светом в моих воспоминаниях. До сих пор вижу лицо Сандауна за рогами бычка [38] , первого, которого я завалил в жизни. Узкогубый темный рот будто высечен в солнечном свете. «Рано, — повторяет он, оттесняя бычка к Стоунуолллу, — Рано, рано». Потом он кивнул, и я прыгнул. Я хорошо захватил рукой оба рога, но бычок был слишком тяжел для меня.
38
В бульдоггинге ковбой скачет слева от бычка, справа скачет помощник.
— Кусай! — крикнул Сандаун, поворачивая коня, — У коровы нос чувствительный, как у лошади.
Я перегнулся через голову бычка и впился зубами в его верхнюю губу. Потом отклонился назад, и он с ревом свалился мне на колени. Я поднял обе руки и продолжал держать его зубами.
— Кусай губу! — вопила публика.
Сандаун поймал Стоунуолла и подвел ко мне. Мы выехали с арены и нашли Джорджа — он опять сидел на тюках сена с пинкертоновцами, специально, чтобы действовать им на нервы. Он держал на ладони свои большие часы и, когда мы подъехали, присвистнул.
— По моим расчетам, Нашвилл, ты на втором месте. Сразу за этим вот твоим индейским другом.
С расчетами он слегка поторопился. В последнюю минуту возник еще один участник с таким же зубным приемом и отодвинул меня назад. Это была Прерия Роз Хендерсон. В отношении зубов оснащенная лучше меня. Когда нам троим секретарь раздавал серебряные доллары, Джордж стоял с нами. Он снял шляпу перед Прерией Роз.
— Я не удивляюсь, что вы, мисс Хендерсон, умеете их укусить — у папы Абнера Хендерсона вы воевали с бычками с тех пор, как научились ходить. Но где наш продолговатый теннессийский друг научился этому фокусу?