Последний заезд
Шрифт:
Крупная девица улыбнулась и пожала плечами. За нее ответил Сандаун.
— Ты не единственный учитель в этом коровьем колледже, — известил он Джорджа. — Кое-кто из нас тоже знает кое-какие фокусы.
Сандаун часто говорил, что в родео есть только два основных умения: заарканить лошадь и усидеть на ней. Все остальное — фокусы.
Еще мне запомнилась езда на оседланных быках. Допускались команды из трех человек, и мы с Сандауном и Джорджем составили команду. К воротам подогнали злых молодых быков, и в качестве новинки распорядители добавили к ним старого сердитого бизона.
— Можете выгнать их, Билл? — спросил Сирена Клэнси.
Буффало Билл встал
— Аркань его, — пропыхтел Джордж индейцу, — Я поеду, если парень его заседлает.
Он поймал бизона за заднюю ногу, а Сандаун накинул лассо на массивную голову. Я попробовал подобраться к зверю с тыла, но он повернул ко мне морду и наступил на ногу. Я бросил седло и схватился за мысок сапога. Джордж и Сандаун мотались на своих веревках, как две марионетки.
— Потом почистишь обувь, Нашвилл! — заорал Джордж, — Седлай его, пока он нам печень не вытряс.
Я набросил седло бизону на горб и схватился за подпругу. Он не дал мне протащить ремень назад.
— Хорош! — крикнул Сандаун, — В правилах сказано, седло надо закрепить. Закреплено. Садись, Джордж Флетчер!
Джордж сел. Бизон заревел от возмущения. Крупнокалиберные ружья он мог понять. Стрелы. Копья. Но седло и всадника? Он взорвался как вулкан, выплюнувший в небо пробку красной лавы. Но ярость сделала его неуклюжим. Задние ноги его запутались в моей веревке. Он споткнулся и с оглушительным стоном упал на брюхо. Это позволило Джорджу снова вспрыгнуть в седло. Бизон поднялся на ноги и устремился туда, откуда прибежал, — прямо к линии финиша. Незакрепленное седло стало сползать. Джордж дал ему сползти, а сам вцепился в косматую гриву. Седло съехало под брюхо. Джордж ухватился за подпругу. К огромному удовольствию зрителей, мы с Сандауном добежали вслед за курчавым наездником и лохматым скотом до финиша. Мы уже становились любимцами публики.
После езды на быках следующим номером шла гонка вокруг бочек. Я посмотрел список. Участвовали десятки девушек, но в списке не значилась ни Сара Меерхофф, ни Женщина из пропавших Леви. Она готовилась к завтрашним скачкам. После бочек предстояли формальности — речи, парад, всякая официальная ерунда, так что у нас был большой перерыв до езды на мустангах.
Сандаун получил наши маленькие премиальные за езду на быках, и мы отправились к водопадику поделить их и помыться. У озерка стояла тенистая купа лоха. Мы расседлали лошадей и оставили их кормиться узкими серо-зелеными листьями. Джордж достал из седельной сумки туалетные принадлежности: кусок мыла, банку с помадой и опасную бритву, завернутую в драную тряпку. Он намылил лицо, опустился на колени и стал бриться, глядя в воду, как в зеркало. Закончив, он отдал принадлежности Сандауну и мне, хотя мы не просили. И даже не сказали «спасибо», насколько я помню. Так уже привыкли друг к другу.
Я смыл столько рыжей пендлтонской грязи, сколько смог, но бритвой не воспользовался. Сандаун — тоже. Он расплел косу и принялся расчесывать волосы. Из косметики его интересовала только сиреневая помада Джорджа.
Здесь, у речки, было спокойно. Говорить было как будто не о чем — мы и не разговаривали. Изредка доносился с трибун звук аплодисментов, вежливых и почтительных. Из своих земляных гнезд на том берегу
Джордж вытерся полотенцем и надел рубашку. Потом сел спиной к валуну и надвинул шляпу на глаза. Я тоже решил осмотреть внутренность своей шляпы. Приятно было ощущать себя чистым, слушать ласточек и шум воды, падающей с большого камня.
К тому времени, когда колокол Клэнси возвестил об окончании формальностей, солнце плюхнулось за горизонт, как желток большого яйца. Лошади наши стояли понурясь, дремали; ласточки вернулись в свои гнезда на берегу, а Сандаун все расчесывал волосы.
Джордж встал и потянулся.
— Засовывай свою гриву под шляпу. Мустангам все равно, коса там или не коса.
— Спешить некуда, — ответил Сандаун, — Времени полно.
Он был прав. Когда мы подъезжали к воротам, заиграл горн рыжей О'Грейди. Сирена Клэнси объявил еще один дополнительный аттракцион. Аплодисменты были жидкие. Видно, публика охладела к этим вставным номерам. Мы подъехали к ограждению и увидели на арене фургон Буффало Билла с откинутыми бортами. Кто-то принял вызов.
На ринге с Готчем и мистером Хендлсом стояли два ковбоя. Они стояли в ближнем углу, спиной к нам. Одеты были совершенно одинаково, только у одного была подвязана рука. Братья Бисон. И пьяны они были одинаково. Тот, что со сломанной рукой, помогал брату стащить сапоги. Они все время натыкались на трехногую табуретку в углу. Сандаун покачал головой и горестно закряхтел. Джордж отнесся к происходящему легкомысленнее.
— Кряхти сколько хочешь, мистер Джексон, — сказал он, — Но что касается спорта, Бисонам надо отдать должное — храбрые ребята.
Сандаун не желал отдать должное дуракам.
— Храбрости больше, чем мозгов, — сказал индеец.
Он видел, чем кончилось пари из-за Оладьи, и знал, что предстоит повторение. Он повернул коня и уехал к столу регистратора, чтобы не видеть схватку.
Сандаун правильно сделал, что не захотел смотреть. Это было безобразно и нечестно, и ничего спортивного в этом не было. Даже в колокол не успели ударить. Когда рыжий ковбой подошел к Готчу для рукопожатия, тот просто схватил его за руку, бросил через плечо и шмякнул спиной о помост. Над матом поднялось облако пыли. Готч перевернул ошеломленного ковбоя, схватил за ступню и с размаху сел ему на поясницу. Малый захрипел — может быть, пытался выдавить «сдаюсь», но Готч и не думал останавливаться. Держа ковбоя за ступню, он перегнул его ногу через свою с легкостью кондитера, сгибающего крендель. Штанина лопнула, и высунулось веснушчатое колено. Другой брат метался за канатами и кричал: «Он сдается, сволочь! Он сказал "сдаюсь"!»
Готч не отпускал — даже после того, как на ринг всунулась рука в белой повязке, сигнализируя о сдаче. Гиганту непременно надо было рвануть напоследок. Все услышали, как хрустнуло колено.
Это было нечестно и не нужно. Я думал, толпа его ошикает, но этого не произошло. Когда Готч победно сцепил руки над головой, граждане захлопали ему так же, как удачливому наезднику. Ну, сломали скотине шею или шваркнули оземь? Лес рубят — щепки летят, какое же родео без сломанных костей?
Джордж и несколько ковбоев подъехали поближе — посмотреть, насколько парень пострадал. Ас меня хватило; я повернул коня и отъехал поскорее, пока меня не вывернуло. Не только из-за того, что невинному парню жестоко сломали колено, а из-за жестокости вообще ко всем невинным тварям. Проезжая мимо судейского помоста, я услышал тираду, из которой понял, что по крайней мере один из жюри разделяет мое отвращение.