Последний занавес
Шрифт:
Трой уже готова была поведать ему о перилах, на которые налипла краска. Она даже начала было:
— Что ж, если вы пообещаете… — но, внимательно посмотрев на его лицо с надутыми губами и белесыми глазами, неожиданно передумала. — Ладно, не важно, все равно это вас не убедит. Забудьте.
— Дражайшая миссис Аллейн, — промурлыкал Седрик, поправляя плащ, — что за тайны? Можно подумать, вы мне не доверяете.
Глава 7
ФИЕСТА
1
В пятницу, через неделю после своего приезда в Анкретон,
Что ж, фигура закончена. Осталось кое-что доделать — штрих здесь, штрих там. Трой безумно хотелось, чтобы на картину взглянул ее муж. И это радует, это хорошо, думала Трой, что из тех немногих людей, кому она хотела бы показать свою работу, первым был муж. Может, дело в том, что говорит он всегда так мало и никогда не смущается при этом своей сдержанности.
По мере приближения конца работы тревога и страх перед предстоящей встречей с мужем все возрастали. Она вспомнила, что говорят другие женщины:
«Первая встреча никогда не повторяется».
«Мы встретились совершенно чужими друг другу людьми».
«Теперь все по-другому».
«Удивительное ощущение. Робость. Нечего сказать друг другу».
Неужели у нее все будет так же — нечего сказать? «Я совершенно беспомощна, — думала Трой, — совершенно беспомощна в семейных делах. Все мои природные способности ушли в живопись. Но может, Родерик найдет что сказать? А я? Следует ли мне сразу рассказать ему об Анкредах?»
Она чистила шпатель, когда вбежала Фенелла с сообщением, что Трой звонят из Лондона.
На проводе был заместитель комиссара Скотленд-Ярда. Слушая его, Трой ощущала, как в горле у нее стучит молоточек. Говорил ее собеседник в высшей степени таинственно. В понедельник ей стоит прокатиться в Лондон. И если она останется на ночь, во вторник утром Ярд покажет ей нечто, что может ее заинтересовать. Утром в понедельник в Анкретон-Холл за ней заедет полицейская машина и подбросит до станции.
— Спасибо, — сказала Трой не своим голосом. — Да, все понятно. Да, разумеется. Да, прекрасно. Спасибо.
Трой помчалась к себе в комнату и, лишь сев на кровать и с трудом переводя дыхание, сообразила, что одолела зараз как безумная все три пролета.
«Слава Богу, что картина закончена, — подумала она. — В таком состоянии я бы не смогла рисовать даже как Пэнти».
И она с тоской подумала о предстоящем свидании.
— Но ведь я даже лица его не вижу, — испугалась Трой. — Не слышу голоса. Я совершенно забыла своего мужа.
Ее то охватывала лихорадочная жажда деятельности, то она впадала в полную прострацию. В голове мелькали смешные эпизоды из репертуара Анкредов. «Не забыть бы рассказать ему это», — наказывала себе Трой и тут же начинала сомневаться: а покажутся ли эти эпизоды такими уж забавными издали? Она едва не подпрыгнула на кровати, вспомнив, что насчет вторника надо предупредить Кэти Босток. Пусть скажет старому слуге Аллейнов, с которым они давно уже договорились, чтобы тот поехал в Лондон и открыл квартиру.
«Вот прямо сейчас и надо позвонить», — подумала она и направилась вниз. Сидя в крохотной переговорной, расположенной у главного входа, в ожидании, пока ее соединят с Лондоном, Трой услышала шелест колес на подъездной дорожке, голоса и, наконец, ту суету в зале, которая всегда сопровождает чей-нибудь приезд.
— Милли, ты где? — раздался чей-то веселый приятный голос. — Иди сюда. Это Десси, Томас и я. Десси дозвонилась до полковника, у полковника оказалась машина, вот мы и приехали все вместе.
— Дженетта! — прошелестел с галереи бестелесный голос Миллимент.
— Дженетта! — эхом откликнулась Полин, находившаяся еще дальше.
Почудилось или на самом деле в самом звучании этих голосов было неодобрение, а может, и тревога, думала Трой, негромко прикрывая за собой дверь.
2
В отличие от Миллимент Дженетта, она же достопочтенная миссис Клод Анкред, общалась со своими свойственниками вполне беззаботно. Это была приятной наружности женщина, элегантно одетая, с веселым голосом, умным лицом и, судя по виду, вполне довольная жизнью. Речь ее текла живо и непринужденно, и если миссис Клод Анкред и ощущала в доме некое внутреннее противостояние, то никак этого не выказывала и со всеми членами семьи держалась отстраненно-дружелюбно.
Дездемона, напротив, была самым театральным — после сэра Генри — человеком в кругу Анкредов. Она была на редкость красива, пышнотела и обладала теплым звенящим голосом — таким голосом произносят кульминационные реплики в популярных спектаклях театров Вест-Энда. «Ее так и видишь, — подумала Трой, — в сопровождении целой свиты — секретарь, драматург, агент, возможно, преданный продюсер». Ее окружала аура покоя и богатства, а в повадке ощущалась способность втягивать всех в ту театральную атмосферу, где так свободно пребывала она сама. Ее полковник, выпив бокал хереса, отправился по своим делам. В ушах его явно звенели слова благодарности, которыми щедро одарила его Десси. Выйдя из переговорной, Трой оказалась лицом к лицу с вновь прибывшими. Она была рада встрече с Томасом — для нее он уже был «стариной Томасом», человеком с хохолком выцветших волос и приятной улыбкой.
— О, привет, — прищурился он, — и вы здесь! Надеюсь, карбункул уже не так сильно вас беспокоит.
— Прошел.
— А мы тут о папиной помолвке толкуем, — сказал Томас. — Это моя золовка, миссис Клод Анкред, а это сестра, Дездемона. Милли и Полин занимаются комнатами. Ну, как картина, удачно получилась?
— Неплохо. А пьеса, которую вы у себя в театре ставите, удачная?
— О да, весьма, благодарю вас, — поджал губы Томас.
— Томас, милый, — вмешалась Дездемона, — как это «весьма удачная», когда там играет эта женщина? И о чем ты только думал, когда набирал труппу?