Последний Завет
Шрифт:
— Эй! — крикнул Франц, намереваясь заставить охотника забрать у него мешок.
Герман не обратил на окрики Франца никакого внимания, он уже преодолел последний лестничный пролет и теперь находился возле двери, ведущей наружу. Госпитальер остановился, сжимая автомат в мокрых от страха ладонях.
Герман резко обернулся.
— Стой на лестнице и не двигайся! — крикнул он.
Франц торопливо кивнул и только сейчас заметил, что в помещении они не одни: прижавшись к стенам по бокам от входа, стояли два охотника Ветродувов. Госпитальер заметил, что один из них ранен в руку, во всяком
— Ну и кто мне объяснит, какого хрена здесь происходит?! — поинтересовался Герман.
— Меганики словно взбесились! — сказал один из охотников. — Поперли на нас с Лихтенштрассе, хорошо разведчики успели вовремя поднять тревогу. А не то бы…
В этот момент пуля ударила в дверь, и помещение наполнилось глубоким гулом. Судя по всему, вражеский стрелок прицельно стрелял по домику, через который можно было попасть в Убежище.
— Ловко лупит, гад! — сказал первый охотник. — И носа высунуть не можем! Мы даже не знаем, где он сидит…
— А где остальные? — спросил Герман и подумал, что определить, где засел снайпер, для него не составит труда, это как раз тот случай, когда свое уникальное умение он воспринимал как дар, а не как проклятие.
— Все в квартале отсюда, сдерживают основной натиск…
— Ясно. — Герман судорожно соображал, оценивал сложившуюся ситуацию. — Ну что же, улицы там узкие, можно продержаться какое-то время. А Ворон?
— Он со всеми. Нас оставил здесь на всякий…
Стрелок опять всадил пулю в дверь, и она отозвалась гулом.
— На всякий случай, — продолжил охотник. — Мы с Патриком, Густав и Михаэль. Трое Мегаников как-то прорвались, ну и на нас наткнулись. С двумя мы разобрались, а третий, сволочь, застрелил Михаэля и теперь торчит в кустах и стреляет все время.
— Что у него, патронов лишних много? — Герман сплюнул. — Мне надо подумать, — сказал он, отошел в сторону и уселся на стоявший здесь с незапамятных времен небольшой стул.
— Подумать? О чем подумать?! Тут действовать надо! — Охотник ошарашенно уставился на него, так и не получил ответа и повернулся к Францу: — Что это с ним?
— У него бывает, — пояснил Франц.
Охотник скорбно покачал головой. После войны появилось много «странных» людей, время от времени выпадавших из реальности. Психические заболевания неизменно прогрессировали, приступы повторялись все чаще, и в конце концов однажды наступал такой момент, когда люди уже не возвращались обратно. Что и говорить, психов даже среди Ветродувов было немало, а уж людей, у которых были те или иные психические отклонения, полным-полно…
Герман разговор Франца и охотника уже не слышал. Он плыл в спокойных волнах, вглядываясь в иное, темное пространство, где любая преграда выглядела как столб воды до самого неба, голоса звучали приглушенно, едва различимо, зато сердца стучали громко и отчетливо, а кровь шумела в венах живых существ, словно бурный поток горной реки.
Запретное отзывалось мучительной болью в висках. В который раз за день он пользуется своим уникальным даром? Герман потянулся мыслительным щупом вперед, выбрался из домика и сразу же наткнулся на бешено стучащее рядом с Убежищем большое сердце. Пребывавший в «задумчивости» Герман подпрыгнул на стуле и снова замер, вперив взгляд в пустоту. Патрик покрутил пальцем у виска. Второй охотник пожал плечами — мол, всем давно известно, что парень не в себе…
Герман понял, что это залегший в траве Густав, только у него сердце могло быть таким огромным и стучать с такой яростной силой. Он потянулся дальше и в двадцати метрах от убежища, под кривой раскидистой липой, засек еще один пульсирующий быстрый ритм. Герман приблизился и в полной мере ощутил четырехкамерное человеческое сердце. Кровеносная система была частично изменена, судя по всему, мозг снабжался кислородом при помощи дополнительной пары крупных сосудов или краниуумных шунтов. А вот это уже враг…
Пуля снова ударила в дверь. У Патрика не выдержали нервы, он выставил наружу двуствольное ружье и пальнул наугад. Разлетевшаяся веером дробь посшибала листья с кустов и деревьев.
Герман вернулся. Реальность вспыхнула в глазах яркими красками и поначалу ослепила его. Он воспринял переход привычно, решительно вскочил на ноги и подбежал к двери.
— Густав! — заорал он что было сил. — Густав!
— Да? — пискляво прозвучало снаружи. Внешность Густава хоть и была внушительной и даже массивной — ростом он был под два метра и весил больше центнера, — а голосок у охотника был тоненький, писклявый и до чрезвычайности противный. — Это кто там со мной разговаривает? Герман, ты, что ли?
— Я, — откликнулся Герман.
— Ты откудова там взялся?
— Об этом потом! — проорал Герман.
— Чего?
— Да ничего! Дура твоя с тобой?!
— Майя, что ли? Не, она в городе осталась…
— Какая Майя?! — рассердился Герман. — Я говорю, пушка твоя у тебя?!
— Да! — Голос залегшего в траве охотника прозвучал увереннее. — Куда я без своей пушки-то?!
— Видишь ту кривую липку?! Бери на три пальца правее! Взял?!
— Да!
— Пли! — скомандовал Герман.
За стеной грохнуло так громко, что Франц вздрогнул всем телом и еще больше побледнел. Герман снова потянулся к запретному, поднял лицо к потолку, словно принюхивался к чему-то, и замер без движения. Руки он выставил перед собой, слабо шевеля пальцами, как будто перебирал ими что-то невидимое, рассыпавшееся в воздухе.
Охотники многозначительно переглянулись.
Герман порыскал мысленным щупом там, где еще недавно он чувствовал устойчивый сердечный ритм, но так ничего и не обнаружил — сердце врага замолчало. Он обернулся к охотникам.
— Можно выбираться, — сказал он, — Густав его застрелил.
Он распахнул дверь, выскочил из домика и, не оглядываясь, побежал к пылающему кусту, откуда Меганик еще недавно вел обстрел входа в Убежище. Убитый лежал на спине, разбросав руки, в груди у него зияла неровная дыра с опаленными черными краями.
Сжимая в руке огромное ружье, из которого слона пристрелить как нечего делать, подошел Густав. Такую «дуру» мог таскать с собой только такой гигант, как он. Послевоенная разработка. Лупит цилиндрами, содержащими огненную гадость, вспыхивающую на открытом воздухе и горящую до второго пришествия. Бесценное оружие.