Последний Завет
Шрифт:
— А что, если Деррик понял, что сглупил, и вернется?
— Но ты ведь умеешь стрелять, правда? — сказал Герман и, не дожидаясь ответа, побрел к телу Гнева.
Когда он поднял крысокота на руки, зверь еще дышал. Прерывистое дыхание вырывалось из его простреленного легкого, он хрипел, глаза его были мутными, на носу выступила кровавая пена. Герман держал Гнева на руках и гладил по мягкой редкой шерсти. Зверь угасал на глазах, его опаленный бок вздымался все реже и реже. Потом глаза крысокота вдруг широко распахнулись, Герману показалось, что зверь посмотрел на него с осуждением. Крысокот вздрогнул и затих навсегда…
— Гнев, дружище, прости меня за все. —
«Я должен похоронить его сам», — решил Герман.
— Я пока положу тебя здесь, — сказал он, распахнул один из металлических шкафов и осторожно положил остывающее и казавшееся теперь таким маленьким тельце на нижнюю полку, — я обязательно вернусь за тобой и похороню…
Герман осторожно прикрыл дверцу шкафа, словно слишком громкий хлопок мог побеспокоить Гнева, и почувствовал, что его переполняет горечь, а в горле появился комок, не дающий спокойно дышать. Он потряс химфонарь, чтобы горел ярче, и побежал к лестнице, надеясь только на одно: Ветродувы все еще держат оборону возле Убежища и Меганики не успели ворваться на нулевой уровень. Ведь там находятся беспомощный, обессилевший от потери крови Гюнтер, и Франц, которому «однажды показывали, как надо обращаться с гранатометом».
«Я должен успеть! Я должен спасти их!» — думал Герман, прыгая по ступенькам уже осточертевшей ему за этот бесконечно долгий день лестницы…
В помещении возле подъемника царила тишина. Там было так тихо, что, преодолевая последний пролет, Герман думал о том, что сейчас увидит одних мертвецов. Он стремительно вбежал в залитую кровью комнату.
Франц сидел возле стены и бессмысленно глядел в пространство. Герману даже показалось, что он мертв, но потом Госпитальер медленно повернул голову, и охотник убедился, что с мальчишкой все в порядке. Гюнтер завалился на бок, глаза его были закрыты.
— Он умер, — сказал Франц бесцветным голосом, — я все делал, как полагается, а он все равно умер… умер… А где Гнев и где…
— Ральф внизу, — коротко ответил Герман и скрипнул зубами, — Гнев погиб…
— Ох! — выдохнул Госпитальер. — Я…
— Вставай, пошли. — Герман протянул Францу руку. — Мы должны найти Ворона.
Не обратив внимания на протянутую ему ладонь, Франц поднялся на ноги сам, в глазах его стояли слезы.
— Я просто не могу поверить, что все это происходит со мной, — проговорил он. — И Гюнтер, и Гнев… А я… я… Госпитальеры ведь неприкасаемы. Я никогда не думал… — Франц приложил пальцы к вискам и принялся их массировать, качая головой.
— Соберись! — Герман схватил мальчишку за воротник и сильно встряхнул. — Врагам все равно — Госпитальер ты или нет! Ты что же, хочешь показать им татуировку и попросить неприкосновенности? — В его голосе вдруг прозвучало презрение.
— Нет… нет, конечно нет, — испуганно забормотал Франц. — Как ты мог подумать?
— Тогда воюй! — Герман поймал ладонь Госпитальера и положил на ствол автомата. — Вот твое оружие, Госпитальер. И помни, сейчас ты не нарушаешь никаких законов, ты точно так же помогаешь невинным людям. Осознал?
Франц кивнул и взялся за автомат.
— Вот так намного лучше, вперед! — Герман двинулся к выходу из Убежища, и Госпитальер послушно направился за ним.
Глава пятая
ПУСТЬ СУЩЕСТВА, КОТОРЫЕ НАЗЫВАЮТ СЕБЯ ЛЮДЬМИ, ГОВОРЯТ:
Знайте врагов своих, ибо знание есть предупреждение суть. Ведайте
ВНЕМЛИТЕ ГЛАСУ ЧИСТОГО РАЗУМА:
Знайте теней, ибо знание есть сила суть. Ведайте помыслами теней, ибо знание есть власть суть. Ищите и находите слабости теней, ибо знание есть огненный меч в руках Его суть. Карайте нечистую кровь, ибо тот, кто верит, что кланы — спасение и благость, — глупец и невежда.
Между бронированными дверьми Убежища Герман остановился, задумчиво разглядывая стоявший в углу массивный черный пулемет, который охотники клана почему-то окрестили «кузнечиком». Выволочь бы это чудище на улицу — вот тогда бы они задали врагам жару, но для свободного перемещения пулемет явно не был приспособлен — слишком тяжел. Нужно по крайней мере четыре человека, чтобы сдвинуть его с места, а для того, чтобы доставить «кузнечика» к полю боя, потребуется большая колесная тележка. Что и говорить, вещь, конечно, отличная, но совсем немобильная. Да и треногу, намертво прикрученную к полу здоровенными болтами, нечего думать освободить за короткое время. Здесь работы минимум на час…
Герман с сожалением махнул рукой и повернулся к Францу.
— Ну, — сказал он, — снимай автомат с предохранителя…
В лице Госпитальера не было ни кровинки.
— Спокойнее, не волнуйся. — Герман положил руку ему на плечо, почувствовав, что настроение у мальчишки близкое к панике. — Всем когда-то приходится убивать в первый раз. Помни, что это враги. И если ты не будешь стрелять в них, они застрелят тебя.
Франц не шевельнулся.
— Если понял меня, дай знак, хорошо? — сказал Герман. Госпитальер едва заметно кивнул, потом снял автомат с предохранителя. Охотник взял арбалет на изготовку.
— Ну, двинулись.
Коридор, ведущий к выходу, показался Францу особенно длинным. Полумрак, запах грибов и тишина, нарушаемая только гулким эхом их шагов. Франц старался дышать носом и не разговаривать, чтобы не сбилось дыхание: лямки проклятого мешка впивались в плечи и тянули к земле.
«Не стоило так нагружать мешок боеприпасами», — подумал он.
Герман толкнул плечом металлическую дверь, ведущую к лестнице. На них тут же обрушился яростный звуковой шквал-шум выстрелов, свист пуль, крики. Похоже, наверху было жарко, если не сказать горячо.
— Какая муха укусила Мегаников? — пробормотал Герман и, обернувшись к Францу, который застыл на ступенях, словно древняя статуя в Парковой зоне, гаркнул: — Держись стены!
Охотник решительно двинулся вверх по лестнице, Франц на негнущихся ногах последовал за ним. Ему казалось, что стрельба раздается в непосредственной близости от него, и хотя до поверхности было еще три лестничных пролета, паренек очень боялся, что в него вот-вот попадет какая-нибудь шальная пуля. Он вздрагивал от каждого выстрела. К тому же тащиться вверх с тяжеленным мешком за плечами было тяжело и неудобно. Франц подумал, что это настоящая несправедливость. Крепкий и мускулистый Герман бежит впереди налегке, сжимая в руках всего лишь легкий арбалет, а он, как верный оруженосец из довоенной сказки, вынужден ползти за ним следом с автоматом, да еще тащить мешок, набитый под завязку патронами. А между тем в мешке были и болты для арбалета Германа, и немало весившая топийная граната.