Последний знаменный
Шрифт:
Самое ценное, по мнению Роберта, было то, что, став его женой, Моника осталась той же девочкой, за которой он ухаживал на берегу реки Ханьхэ, думал, что потерял ее навсегда, и вдруг по счастливому стечению обстоятельств связал с ней жизнь. Прошло восемь лет, а они любили друг друга со все поглощающей страстью.
— У тебя вечный медовый месяц, — насмехался над братом Адриан.
— Мог бы и сам попробовать, — парировал Роберт с обычным для него чувством юмора.
Адриан смотрел на Монику ленивыми глазами.
— Возможно, — говорил он, — если мне посчастливится встретить другую Монику.
Роберт спросил Монику, не хочет ли она поехать с ним в Пекин, но жена предпочла остаться дома.
— У меня с этим городом связаны только дурные воспоминания.
Итак, он отправился один, взяв с собой только слуг, на сампане торгового дома по Великому каналу. Стояло начало ноября 1908 года, почти год прошел со дня смерти Цыси. Когда он прибыл в столицу, там уже собрались вельможи из всех уголков империи.
В день, когда процессия должна была выступить из города в сторону маньчжурского кладбища, улицы оказались запружены. Народ удивленно взирал на несметное число солдат, кавалеристов с развевающимися на ветру вымпелами, принцев и принцесс династии в белых траурных одеждах, мандаринов и наместников, буддистских жрецов и лам, в том числе и Далай-ламу, в шафрановых робах, всех с гирляндами цветов и под парадными зонтами, на тысячи евнухов, домашний скот, верблюдов и коз, а также музыкантов, играющих скорбные мелодии.
Траурное шествие длилось четыре дня. По пути вдоль колонны располагались плакальщики, которые жгли бумажные деньги, бумажных слуг, бумажную еду и бумажную одежду, которые должны сопровождать Цыси в мире ином. Расходы шокировали. Роберту сообщили, что общая сумма составляла два миллиона таэлей, из которых лишь четверть ушла на похороны императора, остальное пошло на поминовение Цыси.
И наконец, в 7 часов утра 9 ноября 1908 года вдовствующую императрицу замуровали в склепе, где уже лежали Сяньфэн и Цыань.
Пришло время возвращаться домой, а также настал подходящий момент для встреч и дискуссий. По пути из Пекина на кладбище следовало скорбеть, и не более. Но после того как склеп замуровали и императорский двор повернул в Пекин, Роберта вызвали к принцу Цюню. Он никогда не был знаком с этим принцем и, естественно, в глаза не видел нового императора. Роберт исполнил ритуал коутоу в императорском шатре перед таращившим глазенки трехлетним правителем империи и был препровожден в отдельный кабинет принца.
— Роберт Баррингтон! — приветствовал Цюнь. — Бывшая императрица говорила, что на вас можно полностью положиться при любых обстоятельствах и возможных затруднениях, переживаемых династией.
— Моя семья всегда поддерживала династию, ваше превосходительство, — осторожно согласился Роберт.
— Наступили тревожные времена. Успокоение для меня только в том, что есть люди, которым я могу верить, — продолжил Цюнь. — При необходимости я за вами пришлю, Баррингтон.
Роберт учтиво поклонился.
Ему пришло на ум, что регент — трусливый человек, ищущий поддержки своему режиму и толком не знающий, как этой поддержкой воспользоваться. На следующий день Роберт предпочел двигаться несколько в стороне от остальных участников процессии, которая теперь утратила подобие какого-либо порядка и превратилась в произвольно бредущую толпу. Вскоре к нему присоединился Юань Шикай. Маршал был в форме, и его сопровождала на марше рота солдат — очень красиво выглядевших людей, как и маршал одетых в форму хаки и вооруженных винтовками со штыками, разительно отличавшихся от кое-как одетых знаменных.
Роберт, конечно же, видел Юаня на расстоянии во время их выхода из города, но не пытался подъехать к нему. Он считал, что Юань должен подойти к нему первым. Именно это он сейчас и сделал.
— Конец эры, — заметил Юань. — И, возможно, для тебя в большей степени, чем для кого бы то ни было. Ты не забыл нашу беседу два года назад, Баррингтон?
— Нет. Надеюсь, и ты тоже, Юань.
— Твои чувства тогда вызвали во мне уважение, — подтвердил Юань. — Итак... Насколько я понимаю, ты беседовал с регентом. Как он тебе?
— Он нащупывает свой путь. Как я себе представляю, нам всем придется заниматься тем же некоторое время.
— Кому-то в меньшей, а кому-то и в большей степени, — сказал Юань. — У меня тоже состоялась беседа с принцем Цюнем. — Он посмотрел на далекие многоярусные крыши пагод Пекина, только что появившиеся в поле зрения. — Я снят со всех постов.
Роберт в ужасе обернулся на него.
— Со всех постов, — подтвердил Юань. — Я больше не наместник и больше не маршал. Разумеется, мне приказано распустить личную армию.
— Но почему? — не мог прийти в себя Роберт.
— Это за пределами моего понимания.
— Что же ты намерен предпринять?
— Подчиниться, что же еще? — вопросом ответил Юань. — Особенно в свете нашей беседы. — Роберт бросил на него испытующий взгляд. Лицо Юаня выглядело вежливо спокойным. — Я собираюсь путешествовать.
— Ты собираешься покинуть Китай?
— Нет, я не имею желания покидать Китай. К тому же Китай — обширная страна. А я не знаю ее достаточно хорошо. Возможно, не знаю вообще. Всегда не хватало времени. Теперь, когда я в отставке, стоило бы открыть ее для себя. Ты не согласен?