Последний
Шрифт:
Перед ним на столе лежали несколько папок с материалами дела. По закону подсудимый сам защищал себя. Его обвиняли в пособничестве колдовству. Как он мог поступить иначе, если являлся продуктом магии или какой-то науки, которую не понимали даже самые светлые умы Академии Просвещения? Конечно, он виновен. Книги и записи тому доказательство.
Мир ударил кулаком по столу.
«Как же такое могло случиться?! За что же?!» – мысленно кричал он.
Его взгляд упал на папку с надписью: «Список пассажиров парохода «Коралл», 855 год». Он дважды просмотрел каждый листок и не нашел ничего, что помогло бы ему опровергнуть выводы следствия. Логика Февра Лоцца выглядела идеальной. Вот только вывод о его происхождении на основе цвета глаз и волос казался сомнительным, хотя какое это имело значение, если все сходилось? И этот Светлячок, конечно же, тоже являлся созданием Александры. Вот только смысла в нем никакого не просматривалось. Разве что побочный продукт магии или просто еще один эксперимент, неудачный или наоборот, удачный, проведенный когда-то давно. Не могла же Александра создать его дома – Мир бы обязательно заметил. Возможно, она создала его до его «рождения» в попытке сотворить человека.
Мир прислушался к себе в попытке понять, что же может чувствовать не-человек, гомункул. Где взять эталон? Как ощущает окружающее человек? Может быть, каждый человек думает, действует, выражает эмоции в той же степени индивидуально, как и он сам. А что, если остальные ощущают совсем иначе?..
Ложь, кругом одна ложь. Вся его жизнь – сплошная ошибка. Он схватился за голову. Совсем недавно он обрел родителей, и вот снова потерял их.
Сейчас Мир ощущал себя одиноким как никогда прежде, разбитым и уничтоженным. С момента ареста они с Александрой не виделись. Все его попытки узнать судьбу родного человека натыкались на глухую стену безразличия, гораздо более крепкую, чем та физическая, за которой лежал небольшой провинциальный город Флодарес.
Металлическая дверь камеры противно заскрипела – Мир вскочил от неожиданности. На пороге показался полицейский с керосиновой лампой.
– К тебе посетитель, – безразлично сказал он и вышел.
Мир с недоумением замер. Кто мог навещать его? Но вскоре все стало на свои места. В камеру вошел судья Локардо Гоя, держа в одной руке одну лампу, а другой прижимая к себе черную папку.
– Добрый день, ваша честь, – удивленно произнес молодой человек.
– Уже вечер, – заметил Судья. – Большинство заведений города уже закрываются на ночь.
– Простите, я потерял чувство времени.
– Ничего страшного, – отмахнулся Локардо.
Дверь за ним закрылась. Судья отодвинул бумаги и поставил лампу на потертый стол, стоявший посередине камеры. Стены заиграли желтым огнем, тени дрожали в такт дрожащему пламени, которое кончалось черноватым дымом сгоревшего топлива.
– Ты ознакомился с новыми фактами?
– Да.
– Тогда давай на чистоту. Ты умный мальчик и все поймешь. Я судья и мне необходимо вынести решение. Если честно, многие из моих коллег не уверены, что тебя вообще можно судить, ведь ты в каком-то смысле не человек, голем, понимаешь?
– Выходит, что так…– бесполезно спорить. Зачем же он сюда пришел?
– Ты понимаешь, что фактически являлся пособником Александры, но просто не знал этого, не мог знать, что тебя обманывают. Так вот, скажу тебе честно, я хотел бы тебе помочь.
– Помочь? Мне? – меньше всего он готов был услышать эти слова.
– Да, я считаю, что, несмотря на твое происхождение, ты человек и в тебе есть что-то человеческое. Я поговорил с прокурором. Мы готовы сменить обвинение в пособничестве и переквалифицировать дело, как «сопричастность по неведению». Это совершенно другая ответственность с твоей стороны. Понимаешь меня?
– Кажется, да.
Мир соображал. Если подходить формально, все происходило именно так.
– Тебе даже не придется ничего особенного делать.
– А какова будет моя дальнейшая судьба?
– Тебя отдадут в монастырь под контроль монахов святой Тэны.
Мира передернуло. Всю жизнь провести за стенами и не видеть даже частички света, без всякой надежды на избавление?
– Как ты понимаешь, альтернативой является смертная казнь.
– А что от меня требуется? – на автомате спросил Мир.
– Сущий пустяк, – отмахнулся Локардо. – Тебе надо подписать чистосердечное признание, что ты являешься искусственно созданным существом, големом, и признаешь, что Александра Людан намеренно вводила тебя в заблуждения. Таким образом, ты становишься жертвой, а не пособником. Чувствуешь разницу?
Мир не верил своим ушам. Еще до того, как судья закончил говорить, он твердо знал, что не пойдет на сделку. Никогда!
– Я принес бумагу. Можешь написать признание прямо сейчас.
Судья положил папку на стол и вынул оттуда лист чистой бумаги.
– Ты ведь умеешь писать? Верно?
– Я не могу…
– Ничего страшного, – по-отцовски понимающе сказал он. – Не волнуйся, я напишу за тебя.
– Нет, вы меня не поняли. Я не могу подписать такое.
Судья, уже доставший перо, на мгновение замер, словно статуя и удивленно посмотрел на подсудимого.
– Не понял, – неожиданно жестко сказал он. Благожелательность, как рукой сняло. – Как это «не можешь подписать»?
– Вы предлагаете пойти на предательство.
– Я предлагаю тебе спасти свою жизнь, – недоумевал Гоя. – Не понимаю, в чем проблема?
– Это предательство. Я не могу…
– Ты знаешь, в чем обвиняют эту ведьму? В магии, отступлении от присяги Просветителя и вооруженном нападении на человека. Она стреляла в человека.
– После того, как толпа напала на наш дом! – прокричал Мир. – Нас всегда боялись, а священник Крарта подговорил толпу после того, как пришел к нам. Это правда! И вот его план не сработал, он помчался в суд, а тут его, конечно, встретили с распростертыми объятьями.
– Не переигрывайте, молодой человек, – холодно ответил Судья.
– Вы же сами сказали, что я умный. Так вот, я еще очень догадливый. И теперь вы хотите взять еще одну улику против моей…– он запнулся, но все-таки сказал это слово, – мамы, чтобы корзиночка потяжелее была.
– Нет, все не так.
– Как не так?
– Я действительно пытаюсь тебя спасти, а твое признание уже никак не может отразиться на будущем этой ведьмы.
По спине пробежал жуткий холодок.
– Что вы имеете в виду?
– Как? Вы еще не знаете? – удивился Локардо.