Последняя аристократка
Шрифт:
Обошлось и на этот раз, ничего наружу не просочилось. Когда он бежал из Аралхамада, то рассказал обо всем, или почти обо всем, в ГПУ. Ему поверили. Простили. Иначе не дали бы учиться в лучшем вузе страны, а обозвали бы в документах какими-нибудь страшными буквами, вроде СВЭ социально-вредный элемент — и всю жизнь он прожил бы с клеймом. Если бы выжил…
Он попытался представить себя в одежке, какую носили многие заключенные — обычный мешок, в котором продраны три дырки: для головы и для рук. Не представлялось. Чтобы он, старший лейтенант внутренних войск… Нет, это не для него. Он ходит и будет ходить в форме
А сначала он здорово испугался. Например, в первый момент знакомства со своим непосредственным командиром — начальником информационно-следственной части.
Когда Аренский вошел в кабинет капитана, чтобы представиться по форме, его ждало потрясение. Начальник оторвал голову от бумаг, которыми был завален его стол, и Арнольд обмер: на него смотрел… Аполлон, его бывший товарищ из небольшой артели искателей сокровищ, попавших в плен к тем, у кого эти самые сокровища они собирались отобрать.
Один из их компании, Синбат, погиб в схватке со служителями культа Арала, а остальных трех взяли в плен.
Судьба пленников сложилась по-разному. Если четырнадцатилетнего Альку принял под свое крыло Всемогущий маг, старшего их артели Митрофана Батю перевели на общие работы, то Аполлон, убивший двух солнцепоколонников, ни сразу, ни впоследствии на снисхождение рассчитывать не мог, потому стал самым ничтожным рабом, каторжником на добыче алмазов.
Собственно, отойдя от потрясения, Арнольд подумал, что со своим несгибаемым характером, носорожьим упрямством Аполлон мог бы добиться куда большего, чем стать капитаном на Соловках.
Ведь из множества других пленников он единственный и в страшных норах Аралхамада не сдался, не опустил руки, а продолжал тренировать свое тело и тайком совершенствовать искусство метания ножей, вернее, теперь уже дротиков, которые он изготовил из кусков сталактита. И ждать подходящего момента для побега, даже в таком униженном положении заставив мальчишку-фаворита помогать себе, — раздобыть план выхода из подземного города, которым он в конце концов воспользовался.
Несмотря на прошедшие с момента их расставания шесть лет, Аполлон тоже узнал его сразу, хотя в первый момент постарался не подавать виду. Но это-то Арнольд умел — читать по глазам, по мимике лица, даже по движению бровей. Он прошел выучку у самого Саттара-ака, который стал Всемогущим магом не только благодаря знаниям всяческих наук, но и знанию человеческой природы, умению использовать её в своих целях.
Всемогущий учил:
— Тебе придется когда-нибудь людьми управлять, а до того люди тобой управлять станут. Учись их чувствовать. Понимать без слов.
И Арнольд понял: своего бывшего товарища он может не бояться. Пока.
Аполлон и в самом деле ему обрадовался. Он просто не привык выставлять напоказ свои чувства. Друзей здесь он не имел, но, как и всякая живая душа, в них нуждался, хотя и не признавался в этом даже самому себе. Но все же воскликнул глумливо:
— Посвященный Алимгафар! Рад тебя видеть! Сердечно рад!
— Товарищ капитан…
— Согласитесь, лейтенант, что наш мир тесен. От бывших дружков нельзя спрятаться и на Соловках!.. Ладно, ладно, не бойся, я на тебя зла не держу. Да и за что? Тогда тебе повезло, ты был надо мной. Теперь везет мне… Но я также помню, что остался жив только благодаря тебе. Ты ещё поймешь, что среди нашего брата не так уж много людей, которые помнят добро… Говорят, эти… аральцы все погибли? Старый шаман…
— Маг.
— Пусть маг. Так вот, старик это предвидел. Я случайно подслушал его разговор с надсмотрщиком. Спрашивал вроде невинное: не случалось ли трещин, не слышалось ли гула какого, обвала… А уж когда нам сверху бочонок вина спустили, тут и вовсе все на свои места стало. Говорят, вино было из лучших. Просто так, от нечего делать, не расщедрились бы. Я сам, правда, не пробовал. Не люблю, знаешь ли, отраву…
Он показал в улыбке мелкие острые зубы. Видимо, счел, что удачно пошутил.
— Кстати, а тебе как удалось бежать?
— Помогла одна женщина.
— Догадываюсь, кто. Та самая, которую эти безбожники боялись. А не она ли таки обрушила на сектантов эту гору? Батя говорил, подземные червяки предвидели именно такую погибель.
— Думаю, это все сказки. Слабая, хрупкая женщина…
— Да уж, слабая! Говорили, она все соки выжала… из их первого любовника!
Он жадно взглянул Арнольду в глаза, будто ожидая от него пикантных подробностей. Аполлон же не знал, что имя Наташи — нет, Ольги, Оленьки! было для Аренского таким же святым, как имя погибшего отца. Могли пройти годы, меняться правительства и идеи, но в его сердце всегда оставался уголок, куда он предпочитал не пускать посторонних.
Впрочем, и Аполлон был достаточно проницателен, чтобы не настаивать на продолжении щекотливой темы, а заговорил о том, что в настоящий момент волновало его куда больше.
— Мы с тобой люди друг дружкой проверенные, что важно для любой работы, а для нашей особенно. Через наши руки проходит такая информация, в которой важно не только отделить зерна от плевел…
На этом месте Арнольд от удивления даже открыл рот — откуда Аполлону знать такие слова? А тот продолжал, как ни в чем не бывало:
— Вот скажи, получив направление в такое на вид скромное подразделение, разве не испытал ты некоторого разочарования?
— Было дело, — кивнул Арнольд, припоминая между тем отблеск некоторого уважения в глазах чиновника, оформлявшего ему направление.
— Маленькая букашка больно кусает. Не все то золото, что блестит. Если бы ты знал, судьбы каких людей нам приходится держать в руках! И не только заключенных.
Он показал глазами наверх: мол, понимаешь, о ком я говорю?
Позднее, когда Арнольд ближе познакомился со своей новой работой, то как юрист изумился, а как человек, повидавший Аралхамад и то, что каторга делает с людьми, лишь пожал плечами: восемьдесят процентов заключенных доносили друг на друга.
— И все они сами предлагают свои услуги? — спросил он Аполлона.
— Как же, сами! — хмыкнул тот. — Хорошо, если четвертая часть от всех — добровольцы. С остальными приходится работать: тому пригрозил, этого лишним куском поманил. Это, брат, работа тонкая.
— Но кто-то же не поддается? — осторожно поинтересовался Арнольд.
— Встречаются, конечно, неисправимые, — сурово качнул головой Аполлон, но тут же в его глазах что-то зажглось. — Есть у нас один старик. Ленинградец, профессор. Старик не по годам, так-то ему всего шестой десяток. Вон староверов присылают — по документам восемьдесят лет, а сам ещё крепок, как дуб… Так вот старик этот ВАС…