Последняя аристократка
Шрифт:
— Знаете что, Боря, давайте вместе поужинаем, но у меня дома. Для ресторана я не одета, а сегодняшний день выдался таким суматошным и неприятным, что не хотелось бы видеть никого из посторонних мне людей.
— Спасибо! — весело отозвался он. — То, что вы не относите меня к посторонним, уже обнадеживает. А получить приглашение на ужин домашнего приготовления вообще верх моих мечтаний.
Дверь им открыла Оля, которая ждала мать вся в слезах.
— Мама, где ты так долго?! Я обещала Машке на сегодня у тебя
— Ты поужинала?
— Конечно! Разве Аврора уйдет, меня не накормив!
— Зачем кричишь, — Наташа невольно скопировала Бориса с его нарочитым восточным акцентом. — Сейчас мы с Борисом Викторовичем — не возражаете? — проводим тебя к твоей Машке.
— Правда? — слезы у девчонки моментально высохли. — Я быстро, портфель уже собран. Ты же знаешь, Машка рядом живет, за два дома, она, наверное, тоже вся извелась. У них же телефона нет, как предупредить? Мама, утром я заходить не буду, от Машки прямо в школу пойдем…
От радости, что все разрешается наилучшим образом, Оля частила словами, с восторгом поглядывая на мать и одобрительно на Бориса. В глубине души она подозревала, что такая покладистость матери связана именно с его присутствием.
— Смотрите, на ключ закройтесь, — строго наказывала дочери Наташа, когда они шли к дому несчастной одинокой Маши.
— И на ключ, и на цепочку, и стулом подопрем!
— Не увлекайся, стул вовсе ни к чему.
— Я же шучу, мама. Ой, я так рада. Спасибо вам!
Машка, похоже, действительно извелась, потому что едва заслышав голос подруги, открыла дверь и бросилась ей на шею, лишь кивнув взрослым.
— Здрасьте!
Наташа с Борисом подождали, пока в замке не повернулся ключ, и вышли из подъезда.
К дому Романовых они возвращались не спеша, почувствовав вдруг некоторое напряжение. То есть Борис пытался разговорить Наталью, а она отвечала невпопад, потому что усиленно размышляла, как ей теперь быть.
Она собиралась привести гостя в дом, где была бы не одна, а с дочерью, почти взрослой, и совсем другое — вести его в квартиру, где ты будешь с ним наедине.
Боялась Наташа не столько его, сколько себя, потому что впервые в жизни почувствовала, как её бросило в жар только от того, что Борис поддержал её за локоть, когда она оступилась в подъезде.
Наташа открыла дверь ключом и, так как Борис замешкался у входа, все-таки сбросила с себя оцепенение — хозяйка она или нет, в конце концов! — и пригласила его пройти в квартиру.
В её двух комнатах жили так: в маленькой — Аврора с Ольгой, в большой, которая в остальное время была просто гостиной, на диване спала Наташа.
Так уж сложилось — Наташа поздно возвращалась с вечерних представлений и, укладываясь на ночлег, могла не будить своих домашних.
Она показала Борису ванную, чтобы он помыл руки, а сама в это время переоделась в домашнее платье.
— Какая вы уютная, — одобрил её вид Борис.
— Разве про людей так говорят?
— Если не говорят, то лишь потому, что мало о ком можно так сказать.
— Вы — невозможный льстец!
Наташа пошла в кухню, и Борис отправился следом.
— Предлагаю свои умелые руки и грубую рабочую силу в ваше полное распоряжение.
— Это мы с удовольствием примем. В этом у нас — большая нужда! — дурачась, зачастила Наташа. — А вот хотя бы извольте хлеб порезать…
Она протянула Борису нож, но тут погас свет. По вечерам у них такое случалось, и на этот случай Аврора держала под рукой керосиновую лампу. Она стояла на столе, и Борис сказал в темноте:
— Я зажгу лампу?
Он чиркнул спичкой, и пламя высветило его мужественный профиль: крупный прямой нос, рот с чуть выдающейся вперед нижней губой, четкий, почти квадратный подбородок.
Интересно, почему такие подробности его лица она рассмотрела именно в этот короткий миг, в пламени спички?
— Ну, и как вы меня находите? — шутливо спросил он, почувствовав её взгляд.
— Интересный мужчина, как сказала бы наша Аврора.
— Значит, неведомой Авроре я бы понравился, а вам нет?
— Я этого не говорила, — улыбнулась Наташа, с трудом отводя взгляд от его темно-серых глаз.
Что это с нею? Почему вдруг её так потянуло к нему? Что в нем особенного? Мужчина как мужчина.
Она поспешно отвернулась к плите, — этого ещё не хватало!
Можно было бы накрыть стол в гостиной, поставить в центре стола старинный подсвечник, который она купила совсем недорого в антикварном магазинчике — он напоминал ей вещи, которые окружали её в детстве.
Можно, но тогда проголодавшийся мужчина будет ждать, пока она все из кухни перенесет, потому Наташа споро, как она умела это делать всегда, налила в тарелки суп. Хотела сама порезать хлеб, но Борис отобрал у неё нож.
— Должен же я хоть чем-то вам помочь, — он быстро отрезал несколько ломтиков и, что-то вспомнив, произнес: — Минуточку!
Вышел в коридор и вернулся с бутылкой вина.
— Где вы её взяли? — изумилась Наташа. — Я точно помню, в руках у вас ничего не было.
— Зачем в руках, какой — в руках, — опять стал дурачиться он. — У меня английское пальто с таким большим внутренним карманом, в котором помещается этот предмет.
— Значит, вы были уверены, что я стану с вами пить вино?
Он посмотрел ей в глаза, словно, как в детстве, собирался играть в гляделки, кто кого пересмотрит, и в глазах его плясали чертики, но быстро отвел взгляд, как если бы смотреть ему стало невмоготу.