Последняя битва
Шрифт:
— Что за храм, народ?
Раная с удивлением посмотрела на него.
— Я же рассказывала.
Серега напустил дури в глаза:
— Эмм… Что-то не припомню.
— Главный храм анлоров, — ее взгляд затуманился. — Раньше мои предки жили на острове Эгрисия. Но после Великой Битвы он ушел на дно.
— И что, теперь туда не добраться? — продолжил разведку Серый.
— Однажды, когда я была совсем маленькой, отец хотел показать мне нашу родину. Недалеко от южного побережья Синеуса, там, где кедровый лес, есть маленький островок, называется Рыбачий. В его бухте мы сели на небольшую
Знание мира: +1. Текущее значение: 78.
Я незаметно показал Сереге большой палец: все, что нужно, нам теперь известно. Он сочувственно вздохнул и перевел разговор на другую тему. Обсудив возможное нападение темных (Раная тоже считала, что Верлим напрасно всполошился), мы распрощались, и она ушла. А я наклонился вперед и прошептал:
— Вот до острова Ламус вполне может нас донести. Предлагаю выдвинуться на рассвете. А до тех пор закупим все, что может понадобиться.
Получено достижение — Авантюрист 1 ур. Вероятность счастливого события: +0.1 %.
Потоптавшись на столе, филин приосанился и выдал:
— Я договорюсь с Ламусом. Ждите здесь.
Он взмахнул крыльями и улетел, а я, проводив его взглядом, спросил:
— Серый, не знаешь, тут есть связь с Большой землей? Давно не звонил сестре.
— Нету. Слышал, как мужики говорили об этом с Верлимом, — он помолчал и, поморщившись, неожиданно добавил: — Эх, нехорошо своих обманывать…
— О чем ты?
— Да о Вальтере, блин. Мы ведь реально подружились после того, как он меня полумертвым вынес с поля боя в Треглаве.
Я не удивился. Еще до штурма города Серый по секрету сообщил мне, что Вальтер принадлежит к клану Вернувшихся. Определил это по кольчуге и рвался набить ему морду. Пришлось объяснять, что эти ребята совсем не так плохи, как нам показалось после стычки с Хватом, и посвятить в причину, по которой они забирают странников на Риалон. Он успокоился, ну а битва у катакомб и вовсе заставила его проникнуться к моему тренеру.
— Очень боится, что ты опять ввяжешься в какую-нибудь авантюру, — продолжал Серега. — А я, получается, тебе в этом помогаю, обманываю его. Но что поделать, Нариэля-то вызывать надо. Ты прав, пора прекращать этот темный бардак. Так что я с тобой, Димыч, что бы там Вальтер ни думал.
Пока мы допивали пиво, вернулся Диоген.
— Все в порядке, — важно сообщил он, — договорился. На рассвете он ждет нас за уступом справа от площади.
— Отлично, — улыбнулся я. — Тогда давайте продумаем список покупок.
Глава 2
Остров Рыбачий
Я лежал, обняв Марусю, и бездумно смотрел насвисающие с потолка стебли лиан. Диоген деликатно смылся: когда доходило до чего-то действительно серьезного, у наглого птица хватало понимания и такта.
Несмотря ни на что, сейчас я чувствовал себя счастливым. Синдром Шеффилда почти уничтожил реальный мир. Мне неизвестно, что осталось от моего родного города. Живы ли те, кого я знал? Сестра… Когда я смогу передать ей
Но за последние месяцы я так привык идти по грани между жизнью и смертью, что научился ценить эти крохотные моменты покоя и счастья.
Прости, Аринка. Завтра на огромной белоснежной птице я полечу искать остров Рыбачий и буду думать о том, как вылечить тех, кто мне дорог. Нариэль, анлоры, акулы — все это потом. А сейчас…
Я сильнее прижал к себе Аму.
— О чем задумался?
По голосу было понятно, что Маруся улыбается. Я повернулся и погладил ее золотистые волосы.
— О сестре.
Она была так хороша в неверном свете лиан, что сердце сжалось от нежности. И тут же пришла назойливая мысль — я по-прежнему ничего о ней не знаю.
— А у тебя остался кто-нибудь на Большой земле? — как можно мягче спросил я.
Ее губы тут же сжались, взгляд стал холодным и отстраненным. Но отступать не хотелось.
— Что там произошло, что ты боишься об этом рассказывать?
— Я не боюсь, — сдавленно ответила она.
Воцарилось молчание. Я предпочел не прерывать его: было понятно, что внутри у нее происходит борьба. И когда мне уже стало казаться, что обычная Марусина закрытость победила, она вдруг сказала, глядя в потолок:
— Мы жили в Москве с мамой и младшим братом. Своего отца я почти не помню, он бросил нас вскоре после Сашкиного рождения.
— Сашка — это брат? — осторожно спросил я, боясь спугнуть ее порыв.
— Да. Мне тогда было шесть. Мама осталась одна с двумя детьми на руках. Но не сломалась. Уволилась из больницы, где работала хирургом, и перешла в частную клинику. Платили там неплохо, и мы почти ни в чем не нуждались. Все было прекрасно, пока не началась эпидемия коронавируса. Мне в то время исполнилось шестнадцать, я закончила школу и поступила в медицинский.
То, что Маруся училась на врача, я уже знал.
— Поначалу все складывалось нормально, — продолжала она. — Сашка учился в школе, я — в институте. Мама, хоть и работала в клинике, но с зараженными не контактировала. В общем, мы благополучно дожили до Озеленения.
Несколько лет назад это слово вызвало бы у меня недоумение. Но сейчас я прекрасно понимал, о чем она говорит. В разгар эпидемии, когда Россию заполонили разные штаммы — британский, индийский, бразильский — и стало совсем туго, один ученый предложил необычную идею. Он подобрал смесь веществ, которая при контакте с вирусом окрашивала его. При вводе такой смеси в организм больного выдыхаемый воздух приобретал зеленоватый оттенок. СМИ окрестили химика безумным профессором, но власти ухватились за эту возможность. В рекордные сроки наладили производство, и всему населению были сделаны инъекции. Эту принудиловку и прозвали Озеленением. Как ни странно, оно дало потрясающие результаты: с первого дня человек понимал, что заражен, и уходил на самоизоляцию. Здоровые же, видя бедолагу с «цветным дыханием», обходили его десятой дорогой. Распространение вируса прекратилось буквально за несколько недель. Ученому присвоили звание Героя, а наша страна стала лидером в борьбе с эпидемией.