Последняя глава (Книга 2)
Шрифт:
Целую вас
Ваша Динни.
P. S. Я нашла для вас фотографию, где я больше чем где бы то ни было похожа на ангела, вернее, нос у меня там не такой курносый, как всюду. Пошлю ее вам завтра. А пока посылаю два любительских снимка. Когда же я получу хоть какой-нибудь из ваших?
Д.".
На этом и закончился этот далеко не самый счастливый день в ее жизни.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Сэра Лоренса Монта недавно избрали в члены клуба "Бартон", в связи с чем он вышел из "Аэроплана", сохранив членство только в так называемом "Простофиле", "Кофейне" и "Парфенеуме"; он любил говорить, что если ему дано будет прожить на свете еще десять лет, - каждое посещение одного из этих клубов обойдется ему не меньше двенадцати шиллингов и шести
Но на следующий день после того, как Динни объявила ему о своей помолвке, он все же пошел в клуб "Бартон", взял список его членов и, разумеется, нашел там на букву Д: "Уилфрид Дезерт, дворянин", - клуб гордился тем, что в него входят путешественники.
– А мистер Дезерт когда-нибудь здесь бывает?
– спросил сэр Лоренс у швейцара.
– Да, сэр, всю эту неделю он заходил к нам ежедневно; до этого я не видел его несколько лет.
– Он большей частью живет за границей. В какие часы он заходит?
– Чаще всего поужинать.
– Понятно. А мистер Маскем здесь?
Швейцар покачал головой.
– Ведь сегодня скачки в Ньюмаркете, сэр Лоренс!
– А-а... Господи, как вы можете все это помнить?
– Привычка, сэр Лоренс.
– Вот чего у меня, к сожалению, нет.
Повесив шляпу, он постоял минуту в холле перед свежим биржевым бюллетенем. Безработица и налоги беспрерывно растут, а люди тратят все больше и больше на автомобили и спорт. Как это получается? Потом он прошел в библиотеку, надеясь, что тут он вряд ли кого-нибудь встретит, но первый, кого он увидел, был Джек Маскем. Он негромко, как здесь и подобало, разговаривал с каким-то худым, темнолицым человечком.
"Теперь я наконец понял, - мелькнуло у сэра Лоренса, - почему так трудно найти потерянную запонку. Мой друг швейцар был так уверен, что Джек сегодня должен быть в Ньюмаркете, а не вон у того шкафа, что даже не узнал его".
Сняв с полки "Тысячу и одну ночь" в переводе Бартона {Бартон Ричард-Фрэнсис (1821-1890) - английский путешественник, писатель и лингвист.}, сэр Лоренс позвонил, чтобы ему принесли чай. Но в это время сидевшие в углу мужчины поднялись и подошли к нему.
– Сиди, сиди, Лоренс, - лениво протянул Джек Маскем.
– Познакомьтесь: Телфорд Юл, мой двоюродный брат сэр Лоренс Монт.
– Я читал ваши детективы, - сказал сэр Лоренс и подумал: "Вот чудной человечек!"
Худенький смуглый человек с обезьяньим лицом ухмыльнулся:
– Действительность похлестче любой выдумки.
– Юл был в Аравии, - как всегда, неторопливо начал Джек Маскем, - он пытался там выцыганить парочку чистокровных арабских кобыл. Никак не поймем, в чем тут дело. Жеребцов - пожалуйста, кобыл - ни за что. В Неджде и сейчас ничуть не лучше, чем во время Пулгрейва {Пулгрейв Уильям Гиффорд (1826-1888) - миссионер, дипломат; путешествовал по странам Ближнего и Среднего Востока, написал об этом ряд книг.}. Но, кажется, у нас там появилась зацепка. Владелец самых чистопородных лошадей мечтает иметь аэроплан, а если мы к этому добавим еще и бильярдный стол, он, может, расстанется хотя бы с одной из дочерей солнца.
– Господи боже мой!
– воскликнул сэр Лоренс.
– Я вижу, вы ничем не гнушаетесь! Какие же мы все иезуиты, Джек!
– Юл навидался там всякой всячины. Кстати, об одном странном деле я бы хотел с тобой поговорить. Можно нам присесть?
Он растянулся в кресле, а смуглый человечек примостился рядом, устремив черные поблескивающие глазки на сэра Лоренса, которого вдруг охватило непонятное беспокойство.
– Когда Юл был в Аравийской пустыне, он слышал от нескольких бедуинов путаную историю об одном англичанине: тот попал в лапы к арабам, и они принудили его перейти в мусульманство. Юл спорил до хрипоты, утверждая, что ни один англичанин на такое не пойдет. Но, вернувшись в Египет, он полетел в Ливийскую пустыню, там встретил других бедуинов, с юга, и от них услышал ту же историю, только более подробно, потому что, по их словам, случай этот произошел в Дарфуре, и они даже знают имя англичанина - Дезерт. А в Хартуме Юл обнаружил, что там уже все поголовно знают о том, как Дезерт перешел в другую веру. Теперь Юлу все стало ясно. Нечего и говорить, - одно дело переменить религию, если тебе так хочется, и совсем другое - сделать это под страхом смерти. Англичанин, который струсил, позорит нас всех.
Во время этого рассказа сэр Лоренс нервно вертел в руках свой монокль; наконец он оставил его в покое;
– Но, дорогой мой, если этот человек был так безрассуден, что стал мусульманином в мусульманской стране, как вы себе представляете, - неужели сплетнику не скажут, будто его к этому вынудили?
Юл, ерзавший на самом кончике кресла, вмешался в разговор:
– И я так думал; но в Хартуме мне рассказывали! все подробности. Мне даже сообщили, в каком это было месяце и как звали шейха, который вынудил его отречься; потом я узнал, что мистер Дезерт и в самом деле примерно в это время вернулся из Дарфура. Может, все это ложь, но вы и сами понимаете, что подобная история, если ее не опровергнуть, будет раздута и может сильно повредить не только самому Дезерту, нем и нашему престижу вообще. Мне кажется, мы обязаны довести до сведения мистера Дезерта то, что о нем говорят бедави {Бедави - группа племен, обитающих на восточном берегу Нила.}.
– Ну что ж, он здесь, - невесело произнес сэр Лоренс.
– Знаю, - сказал Джек Маскем.
– Я его на днях видел; он - член этого клуба.
Сэра Лоренса охватило отчаяние. Бедная Динни! Какой печальный исход ее злополучной помолвки! Насмешник, замкнутый человек и немножко оригинал в своих пристрастиях, сэр Лоренс был на редкость привязан к Динни. Она как-то скрашивала его прозаическое отношение к женщинам; будь он помоложе, он бы мог в нее влюбиться. Воцарившееся молчание показало ему, что и оба его собеседника чувствуют себя неловко. Их тревога еще больше усугубляла зловещий смысл того, что он услышал. Наконец сэр Лоренс сказал:
– Дезерт был шафером моего сына. Я хотел бы поговорить об этом деле с Майклом. Могу я рассчитывать, что вы пока помолчите, мистер Юл?
– Будьте спокойны, - сказал Юл.
– От души надеюсь, что все это неправда. Мне нравятся его стихи.
– А ты, Джек?
– Мне его физиономия не очень симпатична, но я не поверю, что англичанин способен на такой поступок, - пусть мне сначала это докажут, как дважды два четыре. Ну, Юл, нам с вами пора, не то мы опоздаем на поезд в Ройстон.
Слова Маскема еще больше встревожили оставшегося в одиночестве сэра Лоренса. Если его худшие опасения оправдаются, "соль нации" отнюдь не склонна будет вынести мягкий приговор.
Наконец он встал, отыскал на полке небольшой томик, снова уселся и стал его листать. Это были "Стихи, написанные в Индии" сэра Альфреда Лайелла. Полистав книгу, он нашел поэму "Богословие под страхом смерти".
Сэр Лоренс прочел стихи, поставил книжку на место и, стоя возле полки, долго тер подбородок. Правда, это было написано больше сорока лет назад, но вряд ли взгляды с тех пор изменились хоть на йоту. Он вспомнил и поэму Дойла {Дойл Фрэнсис Гастингс (1810-1888) - английский поэт и литературовед.} о капрале Восточно-Кентского полка, которого привели к китайскому генералу и потребовали, чтобы он простерся ниц перед китайцем, не то его убьют, на что капрал ответил: "У нас в полку это не принято", - и погиб. Что ж! Такие же правила поведения действуют и теперь, у людей любого сословия, воспитанных хоть в каких-то традициях. Война дала тому бесчисленное множество примеров. Неужели Делерт и в самом деле изменил традициям? Не может быть. Ну, а что, если, несмотря на храбрость, проявленную на войне, в нем все же есть трусливая жилка? Или, может быть, его порою охватывает такое отвращение ко всему на свете, что он с бесшабашным цинизмом попирает все, что попало, только ради того, чтобы хоть что-нибудь попрать?