Последняя граница
Шрифт:
Чтобы наложить еще, бармен нагнулся под стойку.
– Я слышал, шайены идут сюда, – сказал он.
– Может быть, и идут.
Выпрямившись, бармен продолжал:
– Я добавил тут кусок курицы. Разделайтесь с ним, пока не пришел хозяин.
Сеттон хрипло пробурчал:
– Ох, и саданул бы я разок из ружья в этих краснокожих чертей!
Бармен поставил на стойку вторую бутылку. Макгрет взял ее и, расплатившись за выпитое, направился к одному из столиков.
– Я принесу еще сыру и крекеров, – сказал
Сеттон тяжело опустился на стул, и Макгрет опять налил себе и приятелю. Сеттон пил с медлительным упорством человека, которому хочется напиться, но это ему никак не удается.
Макгрет пил вдвое меньше и насвистывал под звуки рояля. Он не спускал глаз с двери, наблюдая за каждым, кто входил в бар.
Стойка тянулась через все помещение – в ней было футов сорок, и она упиралась в разбитое, дребезжащее пианино Маленький лысый человечек, раскачиваясь на табуретке, наигрывал все один и тот же плясовой мотив. Ряды грязных стаканов на стойке отзывались звоном на его игру; возле него стоял липкий кувшин, до половины наполненный скверным пивом. Столики стояли в густом слое грязных опилок, образуя как бы барьер вокруг площадки для танцев, также посыпанной опилками. Человек пять-шесть толпилось у стойки и с десяток расположилось за двумя карточными столами.
В противоположном углу помещались рулетка и стол для игры в кости. Пахло чем-то кислым, спертым, отвратительным.
Сеттон понемногу пьянел.
– Эта страна должна быть для белых людей, а выходит, что нет, – заявил он.
– Правильно, – поддакнул Макгрет. Он всегда соглашался с этим здоровенным малым, когда тот был пьян.
– Да… – глупо улыбаясь, проговорил Сеттон. – А знаешь, что я сделаю со скальпом?
– Что?
– Пришью его прямо к локтю. Черт возьми, прямо сюда, к локтю! – Он схватил бутылку и, шатаясь, направился к стойке.
Макгрет последовал за ним.
– Да ты сядь, – сказал он.
– Всю страну опоганили…
– Пойди сядь, – повторил Макгрет.
Высокий белобрысый парень украдкой взглянул на бармена и затем тронул Сеттона за локоть.
– Сэр? – сказал он.
Сеттон с воинственным видом медленно обернулся. Макгрет предусмотрительно отступил назад, все еще ухмыляясь. Красное лицо высокого человека было покрыто пятнами.
– Где вы их видели? – тревожно пролепетал он.
– Кого?
– Шайенов.
– Отстань! – прорычал Сеттон. – Я не видел их. Они едут сюда, к Доджу.
– Откуда же вы знаете?
– Откуда я знаю? Вот чудно!
Остальные посетители столпились вокруг них.
Человек за стойкой вытирал стакан, с тревогой наблюдая за Сеттоном.
Пианино, задребезжав, умолкло. Маленький лысый человечек повернулся на табурете и налил себе стакан выдохшегося пива.
Плотный, хорошо сложенный, нарядно одетый человек с поседевшими головой и усами – вероятно, фермер или шулер, а может быть, инженер – сказал свысока и слегка презрительно:
– Если вы, мистер, видели индейцев, так расскажите нам.
Пианист, потягивая пиво, пробирался к группе, окружавшей бродяг.
– Мы приехали сюда с одним солдатом, – поспешно вмешался Макгрет. – Он и сказал нам.
– Шайены? А сколько их?
– Целое племя, верхами, будь они прокляты! – сказал Сеттон и, повысив голос, хрипло повторил: – Целое племя!
– А вы откуда приехали сюда?
– Из Ридера, если это вас касается, черт бы вас взял!
– Может быть, и так, – кивнул хорошо одетый человек, неторопливо оглядывая своими голубыми глазами Сеттона, его рваные штаны, синюю рваную, грязную блузу, лицо в шрамах, заросшее, небритое, и всю его крупную, коренастую фигуру.
Сеттон пытался уничтожить незнакомца вызывающим, дерзким взглядом, и Макгрет схватил своего партнера за рукав. Незнакомец спокойно встретил взгляд Сеттона, а худой краснолицый малый в коричневых штанах и расстегнутой рубашке – вероятно, железнодорожный служащий, а может быть, телеграфист – набрался решимости и сказал:
– И чего ради волновать людей этими разговорами об индейцах?
Он сказал это мягко и вполголоса, но упрек привел Сеттона в ярость. Бродяга с размаху ударил краснолицего, и тот растянулся на полу. Незнакомец не двинулся, но не сводил глаз с Сеттона. Человек в коричневых штанах все еще лежал на полу: у него не было оружия; на четвереньках отполз он в сторону и выбрался из круга.
Незнакомец повернулся к Сеттону спиной, тем самым выражая ему свое пренебрежение, подошел к лежащему на земле, помог ему подняться на ноги и вместе с ним ушел из салуна.
– Нашелся умник! – сказал Сеттон. – Откуда я знаю про шайенов… – Он потер суставы пальцев.
– Я сам бы охотно излупил их! – возбужденно крикнул бармен.
Пианист хихикнул и хлопнул себя по ляжке.
На улице краснолицый человек, потирая слегка дрожащей рукой челюсть, сказал:
– Спасибо вам, мистер Блэк.
– Додж кишит подобными лодырями, – сказал тот. – Но лучше с ними не связываться, они подолгу не живут здесь.
– А он правду сказал относительно индейцев. Об этом было получено сообщение сегодня утром.
– Военный набег?
– Видимо. Это шайены, которые ушли из своей резервации. Предполагают, что они направляются на север, но, кажется, никто ничего достоверно не знает. Я пока помалкивал об этом сообщении. Люди просто с ума сходят, когда слышат разговоры об индейцах.
– Эти разговоры пробуждают охотничьи инстинкты, – задумчиво заметил Блэк, – как крупный зверь, а в этой стране всегда сезон для охоты за краснокожими… Ну, мне надо обратно на ферму.
– Они говорили о трехстах. Это много для индейцев.