Последняя индульгенция. «Магнолия» в весеннюю метель. Ничего не случилось
Шрифт:
— С Ималдой Мелнавой мы были друзьями… У нас были дружеские отношения…
— Насколько близкие?
— Я хотел на ней жениться… — Парень покраснел, кончики его ушей стали пунцовыми. — Хорошо, что во время одумался. Не захотела работать — подалась в танцовщицы!
— Она не рассказывала вам о своей семье?
— Знаю: отец в тюрьме, мать по пьянке выбросилась из окна, брат тоже, кажется, сидит… Кто–то мне говорил… Но утверждать не берусь… А сама… Вы уже знаете?..
— Да.
— Она больной человек… — Мартыньш вдруг стал Ималду защищать, видно, почувствовал необходимость в этом, счел чем–то вроде долга. Глаза его потеплели, он постарался придать голосу убедительную интонацию: — Лечилась в психиатрической больнице… Сама мне рассказывала… Хотела, чтобы я все знал, хотя я никогда ни о чем не расспрашивал… Когда наши отношения стали серьезными… Она регулярно пила лекарства, видно, боялась, что болезнь возобновится… Очень боялась своей болезни, боялась больницы… Иногда звонила врачу, сам не раз слышал… Тот утешал, говорил, что для тревоги нет никаких оснований… А может, врач от нее отделывался… Если вас интересует — его фамилия Оситис…
— Вы не хотели бы увидеться с Ималдой? Могу вам разрешить свидание… — Следователь отметил про себя, что парень колеблется, а тот заметил, что следователь ждет утвердительного ответа. Следователь хотел любой ценой добиться, чтобы она заговорила. «Если начнет говорить с Мартыньшем Межсом, то, может, и передо мной не будет сидеть как истукан», — думал он.
— Вы ее не знаете… Скажет — как ножом отрежет — и ничего уже не поправишь…
— Знаю, она действительно девушка с характером.
— Она словно лесной зверь: различает всего два цвета… Для нее все либо белое, либо черное…
…На улице была тьма, ветер с воем вырывался из–за угла. Снег, видно, перестал идти, потому что теперь было лучше слышно, как редкие машины на перекрестке гудят моторами и набирают скорость. Вечером, когда в комнате еще не выключили свет, было видно, как в окно снег летит большими мокрыми хлопьями; ударяясь о стекло, они таяли и каплями скатывались вниз.
Мартыньш чувствовал рядом тело Ималды — голое плечо, голую грудь, стройные упругие ноги. Он обнял девушку и прижал к себе. Как хозяин свою собственность. В мягкой постели под теплым одеялом с Ималдой так хорошо!
Он чувствовал, что Ималда еще не заснула, хотя в темноте не видел, закрыты или открыты ее глаза. Наверно, потому что она дышала неровно и неглубоко. Спокойной ночи они друг другу уже пожелали, да и часы, должно быть, показывали далеко за полночь.
«Отдается она чересчур серьезно», — подумал Мартыньш. Этакая ревизия тайников собственной души.
«Ты меня любишь?» — спросила вдруг Ималда.
Ох уж этот вопрос — как зубная боль! Его приходится терпеть в постели каждому мужчине, и не раз. Вопрос этот глуп по своей сути и лишь брачные аферисты да закоренелые донжуаны отвечают на него: «Да, я тебя люблю!», дабы предотвратить дальнейшие расспросы, мешающие здоровому сну накануне рабочего дня. Признание в любви так унижает достоинство мужчины! К тому же он всегда знает: ответ ничего не изменит в отношениях.
«Ты мне нравишься.»
Тело Ималды напряглось, и Мартыньш счел благоразумным добавить: «Ты мне очень нравишься.»
Ималда резко села на кровати, прижалась спиной к стене.
Мартыньш заупрямился: не дождешься признаний, я под твою дудку плясать не буду!
«Не обижайся, но я не знаю, что такое любовь. Ты мне нравишься и мне с тобой хорошо…»
Ималда поднялась с постели.
Наверно, опять усядется на стул и будет ждать до тех пор, пока и он встанет, поцелует и уговорит лечь.
Ничего, мы тоже так умеем. И это будет тебе маленьким, но полезным уроком.
Хлопнула дверь комнаты.
К великому удивлению Мартыньша вскоре хлопнула и входная дверь.
Вот полоумная!
Он переборол себя, встал и быстро оделся, хотя знал, что найдет ее тут же внизу, на улице — никуда не денется!
На улице Ималды не было.
Мартыньш встревожился, обежал весь квартал и рассердился, решив, что Ималда спряталась, чтобы подразнить его. Он наговорит ей колкостей, когда найдет! Собственное достоинство он, конечно, не намерен ронять, но Ималду высмеет как надо!
Потом решил позвонить.
Она только что пришла домой.
«Ималда, не делай глупостей! — закричал он в трубку. — Я тоже умею обижаться… Тебе не в чем меня упрекнуть!»
«Я не хочу тебя обманывать…»
«Что?»
«Я поняла, что между нами ничего нет… зачем же нам в таком случае друг друга обманывать?»
Ветер захлопнул дверь телефонной будки, и Мартыньш повесил трубку.
Никуда не денется — поговорим завтра на работе.
Но напрасно он надеялся. Эти губы, целовавшие его, и руки, ласкавшие его, уже не принадлежали ему.
Психопатка!
— Теперь обстоятельства изменились и ваше свидание… — Следователь все еще надеялся уговорить Мартыньша.
— Вы не знаете ее! Она больной человек!
— Тем более.
— Я охотно помог бы ей, но не знаю, как… У меня уже другая девушка… Если она узнает… Каково ей будет, когда узнает, что я был там у нее?
— Не афишируйте свое посещение.
— Наша встреча ничего вам не даст! И вообще — после того, как она уволилась из мойщиц посуды, мы ни разу толком не виделись.
Следователь взял бланк протокола, прошелся взглядом по фамилиям, вписанным в верхние графы, порвал бланк и бросил клочки в корзину.
«Почему она это сделала? В чем причина? Без причины ведь ничего не бывает!»
Следователь думал устаревшими категориями — он в своей практике еще не встречался с немотивированными преступлениями.
Больная… Навязчивые идеи… Еще одно «почему», на которое сейчас никто не в состоянии ответить. И он, следователь, может только повторять старую поговорку — чем дальше в лес, тем больше дров. Доктор Оситис тоже ничего толкового не сказал — он выбит из колеи: совместный труд в области шизофрении, созданный целым коллективом психиатров из семнадцати стран, вдребезги разбил теории прежних школ. Оказывается, распространение этой болезни во всем мире одинаковое — на него не влияют ни урбанизация, ни различия в социальном устройстве, ни в уровне культуры.
Ему–то, следователю, какая польза от всех этих премудростей! Девушка не хочет говорить — вот что для него главное!
Если бы Алексис появлялся в Риге не как метеорит на небосклоне, квартира была бы уже приведена в порядок, но здесь явно недоставало мужских рук, которые в пределах минимума владеют понемногу разными ремеслами. Ималда пыталась кое–что делать сама, но чаще портила, чем ремонтировала. Молоток, гвозди, пила, рубанок и малярная кисть были для нее слишком тяжелыми инструментами, она не умела обращаться с ними, а брат появлялся дома на день или два и снова исчезал на несколько недель — сказал, что нашел работу на буксире в Одесском порту, а в ближайшем будущем его якобы обещали устроить на контейнеровоз. Приехав как–то в очередной раз, клятвенно пообещал — это он умел, — что в следующие выходные обязательно примется за косметический ремонт квартиры. Он даже приволок сверток с рулонами обоев, но обстоятельства опять оказались сильнее, и ремонт снова пришлось отложить, хотя Ималда уже настелила на пол газеты и помыла потолки в задней комнате.