Последняя искра
Шрифт:
— Ты ведь понимаешь, что это значит?
Велор медленно кивнул.
— Кроха её огня и впрямь во мне.
— А часть тебя всё ещё нетронутая в ней, — возбуждённо поёрзал Эдмонд, наклоняясь вперёд. — Ты понимаешь, или нет?
— Понимаю, — снова качнул головой Велор без того энтузиазма, что требовал от него горящий взгляд брата. — Расскажешь об этом отцу?
— Пока не решил. Но вдруг это шанс? Может, стоит рассказать Лизе…
— Нет! — чересчур поспешно выдохнул Велор, про себя добавив: «Иначе она не уйдет. Точно не согласится уйти!»
И подпишет договор. И сделает всё, что её маленькое сердечко только прикажет. Она ещё не знает, что значит проигрывать по-крупному, поэтому не сдастся. Попросту не умеет сдаваться.
Эдмонд это понимал, Велор готов был в этом поклясться. Равно как и проклясть себя за то, что собственноручно подтолкнул его к этому пониманию.
— Эдмонд, — осторожно начал он, — тебе её не жаль…
— Тебе, вроде как, тоже, — вставил тот, по-прежнему задумчиво потирая подбородок.
— Тебе её не жаль, — повторил Велор твёрже. — Но хотя бы меня уважь, оставь Лизу в покое. Я тебя об этом прошу. Не кто-то другой. Именно я.
— Да подумай ты, если выудить из неё частичку твоей стихии…
— Ты не знаешь, как сделать это, не убив её! — теряя терпение, обрубил Велор.
— Пока, — совсем нехорошо задумался Эдмонд, — не знаю. Но дай время и, клянусь, выясню.
Велор покачал головой. Если частица его стихии не выгорела в душе Элизы до сих пор, её и клещами оттуда не вытянуть. Воздух от пламени не отделить. Разве только вырвать вместе с корнем. Но для тела — это верная смерть.
— Скажешь отцу? — наконец спокойно переспросил Велор, внимательно следя за братом.
Если тот будет врать, он вмиг поймёт. Но Эдмонд, поджав нижнюю губу, медленно помотал головой. Он всегда так делал, когда думал. Значит, не врёт. Ещё глубже ушёл в мысли.
— Нет. Раз уж ты так слёзно молишь, пока не скажу, — наконец подвёл итог он. — Отец может не так понять, и всё в бездну ухнет. Сначала сами разберёмся, так?
— Так, — вынужденно согласился Велор.
Узнай Арис Лайн, что его «головная боль», без пяти минут позор семьи может быть смыт кровью одной лишь человеческой девчонки, для которой и без того в Тёмных землях выписан смертный приговор… Не нужно быть оракулом, чтобы предсказать наиболее вероятный исход событий.
— Тогда решено, — отозвался Эдмонд. — Пока пусть всё остаётся, как есть. Возню разводить не будем от греха подальше, пусть отец подуспокоится немного. Нам и самим не мешало бы отдышаться. Лучше напишу Лео. Ему всё равно заняться нечем, так что пусть покопается в книгах, поищет что-нибудь дельное о душах.
— Я напишу ему сам.
— Ну, сам, так сам, — Эдмонд на удивление быстро согласился и поднялся, прихлопнув по коленям. — Пойду, навещу Эдану. Проверю, не объявила ли голодовку, глупенькая. Ты со мной?
— Нет. Душ приму и спать, — мотнул головой Велор не без удивления глянув на брата. — Я думал, ты в квартал безрогих собирался наведаться.
— А как же? — хохотнул Эдмонд, натягивая камзол и застёгивая под горлом. — Всенепременно. Монеты жгут карман, а я как Робин Гуд, — повёл он рукой на манер оратора, оглядывающего толпу, — раздам их прекрасным обнажённым девам.
— Всех девок в Эр-Аворт перебрать решил? — сдерживая смешок, полюбопытствовал Велор.
С видом беспомощной обречённости Эдмонд развёл руками.
— Прикажешь гулять по саду и жевать финики, пока какой-то огнедышащий рептилоид в кашу растаптывает моё самолюбие? Подумать только… — состроил деланно-задумчивую рожу он. — Четыре гессир разом, и ни одну не вынесли вперёд ногами!
Велор брезгливо дёрнулся, словно наяву ощутил запах благовоний и пота. Достижение новоиспечённого дружка Элизы его впечатляли куда меньше, чем брата.
— И чего все возятся с этими гессир, как с восьмым чудом света? Шлюхи как шлюхи. Даром, что способные.
— Фу, ханжа! — засмеялся Эдмонд, совсем развеселившись.
Очевидно, мыслями он уже пребывал в полутёмной комнате среди стонов и лёгкого перезвона монет.
— Не ханжа. Но и охоты платить за то, что могу и так получить, не испытываю. Не неинтересно.
— Так а тебе и нельзя! — хохотнул Эд, натягивая камзол и застёгивая под горлом. — Ну, береги остатки души, братец. Удачного заплыва, — взялся за дверное кольцо он, отсалютовал напоследок и вышел.
— Иди уже, — беззвучно вслед проговорил Велор.
Он долго ещё сидел, глядя перед собой, а затем и вовсе прилёг, растянувшись на софе и закинув руки за голову.
Думал, вспоминал, пока внутри медленно и лениво, будто сонные морские валуны, расползалась… холодная пустота. Безучастная к радостям и горю. Ко всему миру безучастная. Но неизменно вскидывающаяся и нападающая каждый раз, стоило измождённому телу даже в мыслях попытаться испытать радость. Да хоть что-нибудь испытать!
«Вдовьи слёзы» лишь на недолгий срок приглушали колючую боль внутри, маскируя, как повязка гнойную рану. Но с каждым разом эссенции требовалось всё больше, а вероятность, что очередное воспоминание какого-нибудь сучьего сына вытеснит свои собственные, росла с пугающей быстротой.
Вот и сейчас чувства стремительно притуплялись и выцветали, как журналы, оставленные на лавке под дождем. Велор уже знал: часов через десять-двенадцать начнётся лёгкое оцепенение, захочется спать, мир потеряет краски. Чуть позже притупится чувство голода и усталости. Даже дыхание и биение сердца, казалось, замирало в те минуты, обманчиво кажущиеся часами.
А когда руна покончит с остатками «Вдовьих слёз» в крови, миру явится «новый» Велор. Совсем другой, усовершенствованный.
Возможно, когда-то именно таким и хотел видеть своего второго сына Арис Лайн. Только в инструкции к «сыну мечты» не прилагалось советов, как отключить пугающее безразличие и прямоту и как не схлопотать в пылу случайной ссоры нож в глотку.