Последняя кантата
Шрифт:
— Я не пью.
Хохот Моцарта и его друзей привел юного Бетховена в замешательство. Они не могли знать, что его отец, алкоголик и грубиян, с самого детства третировал его, что он научился играть на скрипке в четыре года лишь потому, что отец бил его.
— Полно, господин Бетховен! — сказал Моцарт, удивленный смущением молодого человека. — Если вы не пьете, покинем это заведение, мне кажется, оно не для вас, и пойдемте ко мне.
Моцарт взял Бетховена под руку, попрощался со своими дружками, и они вышли. Пройдя по Кертерштрассе, они направились в сторону Ландштрассе. Шли быстрым шагом, потому что уже наступала ночь. Оба молчали. Когда они вышли на Ландштрассе,
— Я только недавно переехал в квартиру менее дорогую, чем была у меня раньше, та мне стоила четыреста шестьдесят флоринов! Целое состояние! И потом, так мне удобнее, сейчас я живу совсем рядом с имением дорогого друга барона Жакена!
Едва они вошли, Моцарт, даже не дав Бетховену снять сюртучок, пригласил его сесть за фортепьяно. Бетховен послушно сел и заявил:
— Я приехал просить у вас несколько советов по композиции.
— Не уверен, что смогу помочь вам…
— Вы можете объяснить мне, как я должен делать это?
— Нет.
— Как — нет? — пробормотал юный Людвиг, озадаченный категорическим ответом Моцарта. — Неужели же мне не стоит ничего ждать от вас?
— Ничего. Не нужно ничего ждать.
— Вы считаете, что я слишком молод?
— О нет… в вашем возрасте я уже сочинил девять симфоний и три оперы… Но я никогда никого не спрашивал, что нужно делать. Когда разум создан для музыки, она давит на вас, терзает вас, ее нужно записать, и ее записывают, не задаваясь вопросом почему.
— И все же… — проговорил взволнованный Бетховен, — очень нужно… Наконец, если бы вы смогли только указать мне какую-нибудь книгу, по которой я мог бы учиться…
Моцарт, судя по всему, был раздосадован. Он сделал несколько шагов по комнате, потом вернулся к юному Людвигу.
— Вот здесь, здесь и здесь, — он указал на ухо, на голову и на сердце, — ваша школа. Если все это в порядке, тогда, с Божьей помощью, перо в руку… а когда закончите, только тогда попросите совета у знающего человека.
— Как вы?
— Не знаю, являюсь ли я таковым, но давайте, господин Бетховен! Оправдайте ваши рекомендательные письма! Я вас слушаю!
Немного удивленный, юный Бетховен положил руки на клавир и не без колебания начал импровизировать прелюдию. Исполнение было блестящим. Пальцы, не слишком, правда, изящные, бегали по клавишам, и, казалось, ничто не в силах их остановить. Можно было подумать, что Бетховен знает только 1/32 и 1/64 ноты, звучащие forte, [33] они стремительно сменяли друг друга, но всегда с точностью и с уважением к нюансам, которые Бетховен придавал им. Молодой человек закончил игру с улыбкой удовлетворения и повернулся к хозяину дома.
33
Громко (ит.).
А тот, подперев кулаком подбородок, молча разглядывал его. Потом с задумчивым видом встал, заложил руки за спину. Не было никакого сомнения, это был отрывок из концерта, торжественная музыка, которую юный Бетховен выучил наизусть и давно при случае повторяет его. Моцарт направился к своему рабочему столу, открыл большую папку и достал из нее несколько листков.
— Хорошо… Это хорошо…
Потону, каким были произнесены эти слова, юный Людвиг понял, что его игра мэтру не понравилась.
— Это хорошо, но это не музыка.
Бетховен вскочил, его лицо побагровело от огорчения и возмущения.
— Сядьте! — сказал Моцарт. — Вы достаточно талантливы, чтобы уловить то, что я сейчас покажу
Он протянул ему партитуру. Людвиг взял листки нотной бумаги и начал читать.
— Это струнный квинтет, который я закончил только сегодня. [34] Признайтесь, моя музыка более выразительна, чем… чем ваш номер! Я не претендую на то, что один пишу музыку, достойную называться музыкой, но неопровержимо одно: музыку не играют, ею живут. — Моцарт взглянул в окно, потом продолжил: — То, что вы держите в руках, возможно, «слишком пережито». Видите ли, музыка не может сводиться к простому отпечатку жизни, это совсем иная величина. Мой квинтет, пожалуй, несколько мрачен. Вы найдете в нем первый в истории музыки менуэт — не легкий танец для придворных в париках, а утверждение неприкрытой тревоги, такой, какую я испытываю в эти минуты.
34
Кёхель, № 516. — Примеч.
Перед Людвигом стоял уже не весельчак из трактира, но подавленный человек, который говорил о музыке с таким убеждением, что ему показалось, будто он берет у него свой первый урок.
— Вы понимаете, что я говорю, Бетховен? — с горечью в голосе добавил Моцарт.
Юный Людвиг ответил страстно, без колебаний:
— Я понял лучше, чем вы думаете, сударь. Я так же отношусь к музыке. В ней моя жизнь! Я уже давно не хожу в школу, но провожу ночи, изучая самых великих мэтров. Я и сам уже написал несколько пьес, но они меня не удовлетворяют. Я знаю только одно. Я знаю… что музыка — моя жизнь!
Моцарт был потрясен ответом юноши. Он посмотрел в его глаза. Возможно ли такое?
Он снова сделал несколько шагов по комнате, переставив на ходу какие-то безделушки. «В конце концов… У меня предчувствие… Может, уже время…»
Людвиг прервал его мысли:
— Я знаю, вам не понравилось то, что я сыграл. Но тогда… тогда дайте мне тему, какую хотите. И вы увидите… вы увидите, что я ее разработаю!
Моцарт улыбнулся. Да, это время наступило.
Он повернулся к рабочему столу, полистал бумаги в папке и извлек оттуда два листка, написанных торопливой рукой.
— Прекрасно, молодой человек, — сказал он, возвращаясь к Бетховену, все еще сидящему за фортепьяно. — Вы не можете знать этого произведения, которое я написал уже два года назад. Это фантазия ут-минор, [35] она никогда не публиковалась. Вы сейчас исполните первые такты, а потом я отберу у вас партитуру, и вы продолжите, как захотите.
Моцарт положил листки на пюпитр, Бетховен бросил на них взгляд. Едва он сыграл несколько нот, как Моцарт взял партитуру назад. Продолжение Бетховен импровизировал.
35
Кёхель, № 475. — Примеч. авт.
Моцарт сел в кресло и, не глядя на Бетховена, слушал музыку юноши. Он невольно вспоминал, как он, Моцарт, восьмилетним мальчиком импровизировал на эту же тему. Людвиг справился со своей задачей очень быстро. Он проявил некоторую смелость в гармонии, что Моцарт сначала отнес на счет его молодости и отсутствия школы, но это повторялось и — в этом не было сомнения — являло собой собственный стиль музыканта. «Да, — подумал Моцарт, — он именно тот человек, который мне нужен».
Когда Бетховен закончил, Моцарту показалось, будто он снова обрел радость жизни.