Последняя комната
Шрифт:
Мне трудно сказать, почему судьбой этих детей так интересуется комиссар Ротенберг, но я уверен, что интерес здесь не только государственный, но и личный. Да и как он, служащий самой могущественной организации страны может не знать, где находятся эти люди? Видимо, это тайна не его уровня, но проникнуть в неё он почему-то очень стремится.
Я иду на встречу с Ротенбергом с твёрдым намерением не говорить ему ничего определённого и готовлюсь к любому развитию событий. Я почти уверен, что это опасный человек, и он не должен знать ничего о месте нахождения М.Ч.
Вам же, неизвестный мне товарищ, хочу сообщить всё, что помню.
Итак, описать точно маршрут нашего движения к психиатрической больнице я действительно затрудняюсь. Но вот как мы
Ещё отчётливо помню, что, двигаясь от больницы к железной дороге, мы проезжали деревню Серово. Хорошо запомнил, потому что на Урале, рядом с моим родным селом была деревушка точно с таким же названием.
Вот и всё, что я помню. Заканчивая свои воспоминания, обращаюсь к вам с необычной, может быть, дерзкой просьбой: попробуйте разыскать М.Ч. Не представляю, через сколько лет вы найдёте этот свёрток, что за время тогда будет, какие настанут дни. Но, может быть, проникнуть в эти тайны станет менее опасно, чем сейчас. Ведь годы обязательно что-то меняют в нашей жизни и, в конечном счёте, всегда к лучшему…"
Записи Андрея Круглова закончились. Положив листок на стол, Николай откинулся на спинку стула и, прикрыв глаза, задумался.
"… Разыщите молодого человека, найдите М.Ч.…" Автор этих пожелтевших страниц, конечно же, не мог и представить, что послание его будет обнаружено через восемьдесят с лишним лет. Участников тех событий давно уж нет в живых. Как наверняка нет в живых и этого загадочного М.Ч.
Глава 3
Всё в найденной тетради вроде бы указывало на то, что под аббревиатурой М.Ч. был скрыт никто иной, как цесаревич Алексей. А девушка, упоминавшаяся в записях, скорее всего – его сестра Анастасия.
"Хотя не факт – засомневался в своих рассуждениях Николай, – там ещё, кажется, какой-то поварёнок был – ровесник Алексея. Его отправили к каким-то родственникам в центр России. Может, речь здесь о нём идёт".
Николай никогда всерьёз не интересовался судьбой своего именитого тёзки, но, само собой, кое-что всё же знал о печальной участи последнего Российского императора и его семьи. Насколько он помнил, по официальной версии, убиты были все узники Ипатьевского дома. Вроде бы, тому есть масса подтверждений. Проводилось не одно следствие, работало много частных исследователей. С другой стороны, Николай знал, что абсолютное большинство якобы чудесным образом спасшихся из царской семьи приходилось именно на Анастасию и Алексея. При этом он не припоминал, чтобы этот факт как-то с достаточной убедительностью объяснялся историками или писателями. Смешанные чувства овладевали Николаем. Его, конечно, очень заинтересовал рассказ Андрея Круглова. И обращение автора с просьбой разыскать молодого человека не оставило Николая равнодушным. В тоже время, он прекрасно понимал, что самостоятельно, в одиночку, никогда не сможет разобраться в этой, почти столетней давности истории. Всё надо было хорошенько обдумать, а уже потом принимать какое-то решение. Николай вдруг почувствовал необыкновенную усталость. Он перебрался на диван в гостиную. Укрылся лежавшим на нём большим шерстяным пледом и почти сразу заснул.
Проснулся он часа через четыре и, встав с дивана, почувствовал лёгкое головокружение и слабость. Николая слегка знобило, он пребывал в состоянии, которое можно было назвать одним словом – разбитость. Иначе говоря, ему было нехорошо. Он знал себя, и поэтому сразу понял, в чём дело. Лекарство было простое и проверенное. Пройдя на кухню и налив четверть стакана того же "яда", Николай одним глотком опорожнил гранёную ёмкость. Через несколько минут организм его заработал в нормальном режиме.
На столе всё так же лежали находки Николая: ученическая тетрадь с выглядывавшим уголком отдельного листа; револьвер с кучкой патронов и медальон с портретом женщины. Взяв в руки медальон, он вновь, но уже с большим интересом, стал рассматривать эту, безусловно, красивую женщину. Даже маленькое изображение одного её лица смогло передать необыкновенное величие, если не сказать царственность этой дамы. Но ведь так оно и было.
"Ваше Императорское Величество, или как Вы там назывались", – пробормотал в задумчивости Николай.
Продолжая держать драгоценность в руках, он, как смог запомнить, вновь прокрутил в голове историю, описанную в тетради. Почему-то Николай ни на йоту не сомневался в правдивости рассказа Андрея Круглова. Просто не видел причины, по которой бы тот вынужден был лгать или фантазировать. Ведь его дневник мог ещё сто лет лежать под полом в этом подвале, и всё бы так и осталось в тайне, и никто бы ничего так и не узнал.
"Так зачем ему врать?" – Сделал, как ему показалось, вполне логичный вывод Николай.
Он вдруг задумался над тем, на что, читая записи, поначалу особого внимания не обратил. Николай явственно осознал, что в этой истории вызвало у него ощущение какой-то недосказанности, неясности, особой таинственности. Да, конечно, это была зловещая фигура комиссара Ротенберга. Ведь всё действо, разворачивавшееся на глазах Андрея Круглова, так или иначе, было связано с этой мутной личностью.
Возможно, даже сам Андрей не понимал истинных целей "товарища Ротенберга". Вроде бы тот действовал по поручению советской власти, но в тоже время, явно преследовал какие – то свои, личные цели. И останавливаться в достижении этих целей чекист Ротенберг, похоже, не собирался, как и в выборе средств. Подтверждением этого, был факт загадочной гибели Михаила Попова и то, что сам Андрей Круглов, по всей видимости, так и не вернулся в последнюю комнату в подвале нынешнего Комитета после встречи с "товарищем Ротенбергом". Наверняка он разделил участь своего друга.
"Ну что ж, – подвёл итог своим размышлениям Николай – срочности в принятии каких-то решений или действий нет. Так что, надо всё ещё раз, на трезвую голову обдумать, взвесить и тогда уже на что-то решаться. "
На следующий день, в воскресенье Николай вновь взял в руки тетрадь Андрея Круглова и в очередной раз перечитал его записи. В общем-то, всё это время он мысленно возвращался к ним, ставя перед собой один лишь вопрос: что делать? А тут ещё этот наган с патронами, вообще уголовная статья. Здесь тоже не всё было так просто. Сначала он твёрдо решил избавиться от револьвера, но что-то, какая-то неведомая сила всё удерживала Николая от выполнения задуманного. Содержание воспоминаний Андрея Круглова заставляло осознавать: выполнение его просьбы – дело не только сложное, но и опасное, хотя, по идее, все лица, так или иначе причастные к этой истории, включая, разумеется, и чекиста Ротенберга, давно ушли в мир иной.
"Вот и получается – с одной стороны – на кой он тебе сдался, этот револьвер, лишняя головная боль и в перспективе – серьёзная проблема. А с другой стороны – вдруг да пригодится, мало ли, в какой ситуации придётся оказаться", – Николай сосредоточенно размышлял, автоматически потирая виски кончиками пальцев.
"Так что же делать? Искать этого полумифического Молодого Человека или выкинуть тетрадь в мусорное ведро и забыть о ней навсегда? Правда, можно ещё анонимно отправить записи Круглова в какой-нибудь музей, пусть учёные разбираются с этим делом. Хотя нет. Не будет там никто и ни с чем разбираться. Ведь существует давно определённая официальная версия событий лета восемнадцатого года в Екатеринбурге. Наверняка никто не захочет ставить её под сомнение, тем более пересматривать".