Последняя комната
Шрифт:
Все охранники прекрасно знали, что обход по так называемому внутреннему периметру занимал обычно не более 15 – 20 минут. Но если не побалагурить хоть изредка по какому-нибудь поводу, то от однообразия работы можно сойти с ума.
Скорее всего, поэтому такая полушутливая манера общения сложилась между Николаем и Михаилом с самого первого совместного дежурства.
"И минуло с тех пор уже четыре года", – с некоторой грустью подумал Николай.
Время летит, в апреле ему стукнуло пятьдесят. За плечами военное училище и Академия, неплохой послужной список. А потом вдруг конфликт с начальством, досрочное увольнение в запас с мизерной пенсией и, в конце концов, невероятно популярная в последние годы работа охранником.
Если добавить недавний развод с женой и не очень тёплые отношения с дочерью, картина вырисовывается весьма печальная.
На лифте Павлов поднялся на последний, четвёртый этаж и, нажимая на ручки расположенных слева и справа дверей, начал, как говорили охранники, "накручивать круги".
Это незамысловатое выражение было обусловлено архитектурной особенностью здания Комитета, которое представляло собой как бы вытянутую букву "о". На каждом из четырёх этажей коридор делал круг и заканчивался выходом на лестничную площадку с лифтом. Затем по лестнице надо было спуститься ниже и проделать тот же путь по кругу, но уже на другом этаже. Особое однообразие процедуры и было обусловлено именно этим повторяющимся движением по кругу. Нужно было убедиться, что все работники покинули здание, кабинеты закрыты, лишний свет погашен, в туалетах и курилках ничего не течёт и не горит. Работа, с которой справился бы и ребёнок, оплачивалась соответственно.
Николай помнил, что сегодня необходимо было особенно тщательно всё проверить. Ведь впереди выходные, и если в эти дни обнаружатся какие-нибудь "проколы", то с их устранением могут возникнуть проблемы. Время обхода, конечно, затянется, но Мишка, как говорится, "поймёт и простит".
Наконец Николай спустился в подвал. Это мрачноватое, с низкими сводчатыми потолками помещение, которое Николай называл не иначе как "казематы" нужно было тоже осматривать и проверять.
Тот же коридор, что и на верхних этажах, только уже, с овальным потолком и множеством проводов, кабелей, труб и трубочек, тянущихся вдоль одной из стен. Трудно было даже предположить, с чем связано такое их количество и для чего они вообще предназначены.
"Движешься будто по отсекам подводной лодки", – не раз приходило в голову Николаю.
Здание было старинное. Верхняя его часть многократно перестраивалась, а фундамент и этот подвал оставались прежними. На первом этаже в прошлом веке располагались торговые ряды, по большей части рыбные. На этажах кое-где ещё сохранились гипсовые барельефы с изображением морских коньков, налимов, осьминогов и прочих морских обитателей.
В подвале же, в разное время, что только не скрывалось от глаз людских. И производственные мастерские, и склады, и типография, и общежитие и Бог знает, что ещё за столько-то лет.
Продвигаясь к финишной точке своего маршрута и открывая одну дверь за другой (в подвале они почему-то не запирались), Николай лишь бегло осматривал помещения, даже не заходя в них. Однако в самую последнюю комнату нужно было зайти обязательно. Она, хоть и была последней, но требовала особого внимания. Там располагалась кладовая, где хранились запасы стройматериалов и инвентарь для уборки территории. Несмотря на строгий запрет, неразлучная троица, состоявшая из сантехника, электрика и дворника здесь иногда втихаря покуривала. Так что лучше было убедиться, что там всё в порядке. Кстати, эта комната, в отличие от других, всегда была на замке. Важно было, отправляясь на обход, не забыть от неё ключ, чтобы потом не тащиться за ним в дежурку. Николай за все годы работы в охране Комитета ключ от кладовки не забывал ни разу. Он от природы был очень собранным, организованным и даже педантичным человеком. Служба в армии только развила и закрепила в нём эти качества.
Пол в кладовой, в отличие от других помещений подвала, не был выложен плиткой, а оставался деревянным, покрытым очень старым истёртым линолеумом. Про одну сгнившую половицу под этим линолеумом у самого входа в комнату, Николай старался не забывать. Но в этот день, увлечённый какими-то своими мыслями, он о ней всё-таки забыл. Поэтому, широко распахнув дверь и нащупав в темноте выключатель, он щёлкнул им и уверенно шагнул вперёд. Некоторая поспешность в действиях тоже была характерной чертой Павлова.
На этот раз державшаяся на честном слове половица не выдержала, и нога Николая провалилась куда-то в пустоту. Сохранить равновесие и не упасть ему помогло только то, что правой рукой он всё ещё держался за ручку двери. От души выругавшись, Николай осторожно, чтобы не пораниться о край обломившейся доски, вынул ногу. Сначала, наступая на неё осторожно, а потом всё увереннее, он с облегчением убедился, что она цела.
"Всё рано или поздно кончается. И не только хорошее, но и плохое, – с удовлетворением отметил про себя Николай. – Теперь-то уж точно комендант заменит здесь пол".
Для верности он решил усугубить картину происшедшего и, взявшись за сломанную доску, рванул её вверх. Дыра увеличилась в размерах, обнажив цементную основу пола, присыпанную какой – то трухой, опилками и свалявшейся пылью. Было там ещё что-то. Посветив мобильником, Николай увидел небольшого размера свёрток, обёрнутый в клеёнку и крест-накрест перевязанный тонкой бечёвкой.
"Ну вот, повезло, так повезло, – усмехнулся про себя Николай. – Нога цела, да ещё, кажется, клад нашёл".
Он вдруг почувствовал, как досада от случившегося с ним минуту назад быстро сменилась вполне объяснимым азартом. Он достал свёрток, прикидывая его вес. С долей разочарования Николай отметил, что тяжёлым его вряд ли можно было назвать.
"Это явно не золото – брильянты", – вспомнив известный эпизод из, опять-таки, известной комедии, подумал Николай.
В следующее мгновение ожила рация, ещё один непременный атрибут "путешествия" по зданию.
– Николай, ну ты куда запропастился? – Голос Михаила звучал почти жалобно. – Не мешало бы перекусить.
В свои тридцать пять и при росте метр восемьдесят Михаил весил килограммов 150, что было явно выше нормы. Он любил жизнь, а в жизни больше всего любил вкусно поесть. Для него святыми были три вещи: завтрак, обед и ужин. Шутки на этот счёт не приветствовались, поэтому Николай немедленно ответил: "Я уже заканчиваю, сейчас заскочу в раздевалку и лечу наверх".
Он быстро запер дверь кладовой, даже не окинув её взглядом, и направился в другой конец подвала. Здесь, рядом с лестницей, ведущей на верхние этажи, располагалась раздевалка охраны. Зайдя в неё, он открыл свой шкафчик, положил на верхнюю полку найденный свёрток и, не задерживаясь, заспешил на пост. Про свою находку он решил ничего напарнику не говорить. Может, это было не по-товарищески, но ему почему-то показалось более целесообразным, чтобы это событие до поры, до времени оставалось в секрете.