Последняя королева
Шрифт:
– Нет. – Филипп снова сжал мою руку. – Не останавливайся. Обещаю, я не сделаю тебе ничего дурного.
Притянув меня к себе, он погрузил пальцы в мои волосы и отвел их назад с висков. Я почувствовала, как что-то твердое уперлось мне в ногу, и мне вдруг захотелось увидеть, что делает мужчину мужчиной.
Филипп прижался губами к моим. На этот раз его поцелуй был жарким и требовательным. Наконец я сделала то, чего хотела с того самого момента, когда впервые его увидела, – обхватив руками за плечи, прижалась к нему всем телом, чувствуя, как он развязывает тесемки моей ночной
Врожденный язык наших тел взял верх. Мои руки страстно блуждали по его торсу, находя укромные места, прикосновение к которым заставляло его вздрагивать и стонать. Навалившись на меня, он стянул через голову мою сорочку, которая опустилась смятым облаком на пол.
Прежде мне не приходилось стоять обнаженной ни перед кем, кроме моих фрейлин, но стыда я не ощущала. Я знала, что у меня прекрасное тело, высокие твердые груди, стройная талия и тренированные годами верховой езды ноги. Взгляд Филиппа подтвердил мои мысли. Наклонив голову, он ласкал меня губами. Никогда прежде я не испытывала такого наслаждения. Я откинула голову назад, и губы его переместились ниже, возбуждая неведомый голод.
Едва слышный внутренний голос пытался предупредить меня, что на самом деле все должно быть иначе. Мне следовало ждать Филиппа в постели, а ему – задуть свечи и лечь рядом со мной, не снимая рубашки. Потом – краткий миг боли, и все. Нашей целью было зачать ребенка, а не разжигать в своих телах огонь, который, казалось, мог пожрать нас обоих.
Но желание, которое он пробудил во мне, уже невозможно было погасить. Он приподнял меня за талию, и я в диком экстазе обхватила его ногами. Наши тела слились в первобытном танце. Что-то шепча и обжигая жаром мои бедра, он опустил меня на постель.
Лицо его скрывала тень, но он не сводил с меня взгляда.
– Покажи мне, – проговорил он. – Покажи мне все.
Внезапно рассмеявшись и ощущая неудержимую радость, я медленно и сладострастно развела ноги, хотя никогда прежде не думала, что способна на такое. Помедлив, Филипп расстегнул гульфик и развязал тесемки панталон, которые бесформенной грудой упали у его ног.
Я никогда еще не видела ничего прекраснее.
Он словно весь состоял из мускулов и сухожилий, кожа его походила на белый камень, широкий торс переходил в стройные, полные ненасытной жажды бедра.
– Тебе нравится, маленькая инфанта? – спросил он, и я кивнула, сгорая от желания.
Он упал на постель. Пальцы его, казалось, были повсюду, изощренно обследуя мое тело и разжигая в нем еще больше огня. Наконец, когда я начала вся дрожать и услышала собственные хриплые вздохи, он закинул мои ноги себе на плечи и резким движением вошел в меня.
От острой боли у меня перехватило дыхание, и я инстинктивно выгнулась ему навстречу. Мы слились воедино, хватая друг друга руками и пожирая губами, пока все его тело не изогнулось дугой, извергая семя.
– Теперь, моя Хуана, – выдохнул он мне в ухо, – теперь мы единое целое.
Глава 7
Два дня спустя нас еще раз поженили – в соборе. Знати и духовенства, свидетелей нашего союза, вполне хватило, чтобы удовлетворить
Последовало еще одно большое пиршество. Когда оно было в самом разгаре, Филипп схватил меня за руку и со смехом потащил через дворец в мои покои. Заперев дверь, он бросил меня на ковер и стал срывать одежду. С ковра мы переместились на кровать, лаская друг друга руками и губами на пахнущих лавандой простынях. Следуя его стонам и шепотам, я старалась показать ему, что быстро учусь, находя удовольствие не только в том, что он делал со мной, но и давая ему то, чего желал он сам.
Позже, лежа среди смятых простыней и глядя в потолок, я вдруг поняла, что вспоминаю тот день, когда перед моими глазами впервые предстало великолепие покоренного мира мавров. Тогда я чувствовала то же, что и сейчас, – невероятный восторг и веру в чудо.
Я повернулась к Филиппу. Он лежал, закинув руку на лоб.
– Что? – пробормотал он, привлекая меня к себе.
Глаза его были полузакрыты, словно он боролся со сном.
– Хочу рассказать тебе про Испанию, – прошептала я.
– Давай, – лениво улыбнулся он. – Расскажи.
И я начала рассказывать, воссоздавая в погруженной во мрак комнате краски и образы моей страны. Я вновь переживала поход на Гранаду и видела мать в воинских доспехах во главе ее войска. Снова слышала свист катапульт и вызывающий смех отца, шагавшего через ряды бойцов. Стояла на берегу океана, глядя, как уходит в море Колон на галеонах, которые мать купила на свои драгоценности; ехала вместе с процессией в Толедо, чтобы увидеть возвращение Колона с экзотическими птицами в клетках и туземцами из неведомых земель. Танцевала в зале, ссорилась и мирилась с сестрами, следовала за слетавшимися на закате летучими мышами и в последний раз смотрела на молчаливую, похожую на льва Альгамбру. Закончив, я обхватила руками колени, и глаза мои наполнились слезами.
Филипп лежал рядом столь тихо, что мне показалось, будто он заснул. Я наклонилась к нему, но глаза его были открыты.
– Фелипе, – тихо сказала я на моем родном языке. – Что случилось? Ты такой грустный.
Он вздохнул:
– Я думал о своей семье. Или о том, что можно назвать моей семьей. – На меня он не смотрел. – Моя мать погибла, когда я был еще младенцем. Отец настолько ее любил, что не смог вынести потери – или, возможно, ответственности за воспитание собственных детей. Он отправил меня сюда, а сестру во Францию, как будущую невесту короля Карла. Карл в конце концов отверг Маргариту, но к тому времени, когда мы воссоединились, мы с ней уже выросли. В детстве мы друг друга не знали.
Я не могла такого представить. В основном я проводила время вдали от родителей лишь летом в Гранаде, и даже тогда со мной были сестры. Мать тщательно наблюдала за нашим воспитанием, подбирая учителей, исправляя наши тетради и составляя распорядок дня. Несмотря на ее вездесущее присутствие, я всегда считала, что мне повезло: королевских детей часто отсылали в их собственные владения, где их растили чужие люди.
– А твой отец? – решилась спросить я. – Он тебя навещал?
Филипп холодно улыбнулся: