Последняя любовь гипнотизера
Шрифт:
— Поздравляю! — Флинн пересек комнату и одарил Элен неловким, едва пахнувшим мятой поцелуем. Потом он отступил на шаг и сложил ладони, как деревенский викарий. — Великолепно!
Пока Флинн придумывал, чтобы ему еще сказать, Элен подумала о Саскии. Если бы ее отношения с Флинном не были такими сложными, она бы попросила у него совета. Элен бесконечно уважала его мнение, когда речь шла о человеческой душе.
Не надо было рассказывать Патрику, что Саския вернула книгу. С того самого дня у него началась бессонница. Он вышагивал по дому в отчаянии
— Я в ужасе оттого, что тебе приходится страдать от всего этого. — Он даже как будто постарел, придавленный стрессом. — Я ведь должен сделать твою жизнь лучше. А не труднее.
— Она только книгу вернула, — возразила Элен. — Я ничуть не боюсь.
Элен и не боялась. Не по-настоящему. Испытывала лишь легкое мимолетное чувство неуверенности, которое вполне могло быть просто естественной реакцией на все перемены, происходившие в ее жизни, и совершенно не имело отношения к Саскии.
— Что ж, это действительно замечательная новость, — наконец произнес Флинн. И тут вдруг в его глазах вспыхнул нешуточный испуг. — Но это ведь не тот парень, Денни, нет? — спросил он.
— Нет! Я выхожу замуж за одного геодезиста, — ответила Элен. — Буду женой геодезиста.
Что она такое говорит? Когда Элен испытывала неловкость, у нее вечно вырывались нелепые слова и фразы.
— Геодезист! Человек земли, да, прекрасно! — Флинн продолжал держать ладони сжатыми вместе и встряхивал ими, как будто сам себе отвечал рукопожатием. — Да, да! Потому что этот Денни… Вы уже слышали, что он затеял?
Денни и Флинн встречались лишь однажды, их познакомила Элен на каком-то профессиональном торжестве, и они мгновенно прониклись взаимной неприязнью.
— Я довольно давно с ним не общалась.
— Он обращается с гипнотерапией, как с кухонной утварью! Устраивает вечеринки вроде рекламных и называет их…
— Гипновечеринки! — В комнату вплыла Марлен Адамс. Она была гипнотерапевтом того же поколения и тех же умонастроений, что и Элен. Ну почему Флинн не влюбился в нее? — Разве это не чудовищно? — продолжила Марлен. Я сама слышала, как он только вчера выступал по радио, и тут же подумала: «Что? Прошу прощения, вы о чем?» Гипновечеринки? Ну, знаете, нам тогда остается только устраивать показ фокусов на своих сеансах, разве не так?
— Значит, следующее воскресенье — последнее воскресенье месяца, — позже этим же днем сказал Патрик.
— Старые джинсы, — пробормотала Элен. — На этой коробке написано «Старые джинсы».
Она остановилась в коридоре, чтобы посмотреть на аккуратную надпись черным маркером на большой пыльной картонной коробке. Патрик и Джек официально жили в ее доме уже неделю. Однако процесс перемещения их собственности оказался довольно непростым. Судя по всему, Патрик не верил фирмам, организующим переезды. Он говорил, что перевозчики чересчур переоценивают свои услуги. А потому примерно каждые два дня, когда у него была такая возможность, сам привозил по нескольку коробок в своем пикапе.
Элен
— Что это значит? Что эта коробка битком набита старыми джинсами?
— Вопрос с подвохом? — спросил Патрик.
— Но зачем ты хранишь старые джинсы?
— Для уборки в доме, работы в саду и прочего в этом роде, — ответил Патрик тоном терпеливого мужчины.
— Ладно, но зачем целая коробка?
Элен провела пальцем по слою пыли, покрывавшему картон. У нее было ощущение, что эта коробка много лет простояла забытая где-нибудь в гараже. И эти джинсы никогда не пойдут в дело, но при этом Патрик никогда и не выбросит их. Элен чихнула.
— Будь здорова, — сказал Патрик. — Ну так вот, я говорю… это последнее воскресенье месяца.
Элен посмотрела на следующую коробку. На ней было написано «Старые рубашки». Элен ощутила влажный, затхлый запах. Она даже увидела пушистую зеленую плесень, уже нараставшую на картоне сбоку.
Патрик оказался собирателем барахла. Этого она о нем не знала. А ведь его дом выглядел безупречно! Даже очень аккуратным и организованным. А все эти коробки прятались за дверцами шкафов и складывались штабелями до самого потолка в гараже.
В носу у Элен защекотало, она снова чихнула.
— И сколько, по-твоему, осталось еще коробок, которые ты собираешься привезти сюда? — спросила она, стараясь говорить так, словно проявляет вежливое любопытство.
— Да я еще только-только начал, — бодро ответил Патрик. — Мы ведь жили в том доме больше двадцати лет. Много чего набралось. — (Элен почувствовала, что близка к истерике.) — А что такое? Тебе это мешает? Но ты же понимаешь, это лишь временно. Я ведь не собираюсь превращать твою прихожую в постоянное хранилище, если ты об этом. — Патрик обнял ее за талию.
— Но ты вполне мог бы прямо из дома большую часть всего этого… барахла отвезти сразу на свалку. — Элен сделала легкое движение, ускользая от руки Патрика. — Ты никогда бы и не заметил, что все это исчезло.
Она узнала этот прохладный, четкий голос. Это был голос ее матери. Совсем недавно Джулия сообщила ей, что чаще и чаще замечает, как начинает говорить в стиле собственной матушки, а Элен тогда ответила: «Ну уж мне-то это не грозит».
Анна яростно ненавидела всякое барахло. Она всегда произносила это слово так, будто оно являлось самым чудовищным богохульством. Когда Элен была еще малышкой, ее вещи постоянно исчезали. «Ты до этого уже несколько недель не дотрагивалась», — обычно говорила ей мать, когда Элен обнаруживала, что какая-то из ее игрушек или что-то из одежды уже было пожертвовано бедным.