Последняя любовь президента
Шрифт:
Медленно оживала моя голова, и уже появились первые мысли: что со мной? Где я? В плену? Что происходит?
Но мне дали еще одну таблетку. И я ушел внутрь своего тела, погрузился куда-то на уровень успокоившегося наконец желудка. Туда, где тепло и еще немного мутно.
– Поправьте подушку, – донеслось откуда-то сверху.
Это уже происходило позже, через несколько часов. Но я об этом не подозревал, пока мои глаза не открылись и не попробовали отыскать точку опоры для неустойчивого, мутного взгляда.
Такой точкой стало зависшее надо мной лицо. Когда взгляд устоялся, сфокусировался, я узнал Светлова. Его глаза
Я хотел было что-то спросить, но он, заметив шевеление моих губ, остановил мои усилия движением поднятой ладони и сказал:
– Все в порядке!
202
Киев. Август 1992 года.
– Через неделю летим в Польшу! – весело заявил мне утром Жора Степанович. – Будем готовить польско-украинскую конференцию предпринимателей!
– Надолго? – поинтересовался я.
– Три дня. А что, у тебя тут какие-то важные дела?
– Нет.
Жора Степанович убрал веселость с лица. Человек он проницательный, да и безрадостные нотки уловить в моем голосе мог, должно быть, и глухой.
– А в чем дело? – спросил Жора.
– Квартирный вопрос, – признался я. – Моя бывшая жена завтра играет свадьбу. Она беременна. В комнате придется прописывать ее нового мужа.
– Да?! – Он задумался. Посверлил меня вопросительным взглядом. Потом провел ладонью по ежику своих свежеостриженных волос. – Давай пока готовиться к Польше, а когда вернемся, подумаем о твоем квартирном вопросе!
Его обещание взбодрило меня лучше кофе, приготовленного Верочкой. «А вдруг он на самом деле что-нибудь придумает? Они, «комсомольцы девяностых», ребята находчивые, и до сих пор про взаимовыручку помнят!»
Он уже покинул мой кабинетик, каблуки его отстучали по коридорному паркету в сторону приемной главного шефа. А я все сидел и думал теперь о том, что из шести здесь работающих один я еще не подстригся коротко. Первой эту моду ввела Вера. Точнее, она была первой «владелицей» короткой стрижки, когда я здесь появился. И конечно, ее «ежик» был относительным. Мои волосы имели такую же длину, но выглядели бесформенно и неряшливо, несмотря на то, что я их регулярно мыл в коммунальной ванне, подсовывая голову под длинный гусак крана. И вот я, перебрав в памяти всех сотрудников и самого шефа нашей Ассоциации предпринимателей, понял, что все, кроме меня, недавно побывали в парикмахерской и приобрели, можно сказать, спортивный и созвучный времени вид. И это меня обеспокоило.
Я предупредил Веру, что выйду на часок. Спустился на двадцатом троллейбусе на Крещатик и заглянул в парикмахерскую «Чарівниця». Не обнаружив очереди, быстро занял свободное кресло перед зеркалом.
За моей спиной появилась дама лет пятидесяти с фиолетовыми кудрями.
Она задумчиво осматривала мой затылок. А я наблюдал за ее отражением в зеркале.
– Что делать будем? – спросила она.
– Ежик!
Войдя в наш офис, я тут же столкнулся с шефом, провожавшим явно высокопоставленного посетителя. Он на мгновение отвлекся на мою новую прическу, улыбнулся и произнес: «Чувство единой команды – это самое важное!» Может, он продолжал свой разговор с посетителем. А может, он оценил мое желание постричься «под команду». Что бы это ни было, но, усевшись за рабочий стол, я ощутил упомянутое «чувство единой команды» и, сняв
203
Швейцария. 17 января 2005 года.
Спустя час после выезда из дождливого Цюриха мы въехали в заснеженные горы.
Я был удивлен, увидев в посольской машине другого водителя, но, как оказалось, везти меня в Лейкербад решил сам второй секретарь посольства. Он представился, но я успел услышать только имя – Владимир.
– Вы плохо спали? – спросил он меня сразу, как только опустил мою дорожную сумку в багажник серебристой «ауди».
– Мало спал, – признался я. – И, наверное, плохо.
Я не стал ему рассказывать, что до пяти утра просидел в баре, время от времени поднимаясь к стойке и расплачиваясь долларами по курсу бармена за очередной стакан виски. И как только мой организм выдержал! Я даже с какой-то проституткой попробовал пообщаться. Точнее, это она подсела и что-то объясняла мне по-немецки, потом чертыхнулась на более понятном языке. Оказалась болгаркой. Я ей объяснил, что меня сейчас больше интересует алкоголь, чем секс, и она отошла в сторону, уселась на высокий круглый табурет прямо у стойки бара.
– Я буду вам переводить и подсказывать по возможности, – говорил мне Владимир, не отрывая взгляда от узковатого шоссе, на которое мы свернули с автострады. – Обычно нам идут навстречу. Во всяком случае, даже в местную прессу ничего не просочилось. Сначала мы должны заехать в полицию, потом уже самые тяжелые вопросы…
Тяжелые вопросы уже и так крутились в моей голове. Я представлял себе, что мне придется опознавать их изувеченные от падения с высоты тела, лица. Мне вообще не хотелось соприкасаться со смертью, но любая жизнь постоянно с ней соприкасается. В этом, возможно, и есть смысл продолжения жизни. Соприкоснулся со смертью – и живешь дальше, до следующего соприкосновения. Пока кто-то не соприкоснется с твоей смертью. И продолжит свою жизнь.
– Вам надо уже сейчас определиться, что вы хотите делать, – после паузы снова заговорил Владимир. – Перевозить тела для похорон на родине – занятие, тяжелое для психики и недешевое. Конечно, если вы решитесь, мы вам поможем. Это входит в обязанности посольства. Можно кремировать и перевезти на родину прах. Можно похоронить здесь. Вы не сообщали жене?
– Нет.
– Это хорошо. Полиция нас предупредила, что хочет вам что-то предъявить. Скорее всего, они имели в виду личные вещи погибших. С ними тоже надо будет что-то делать.
В половине первого мы въехали в Лейк. Именно там, а не в курортном Лейкербаде, находилось местное управление полиции.
Владимир представил меня какому-то полицейскому чину, вполне приветливому невысокому мужчине в форме, с короткими, аккуратно подстриженными усиками.
Потом повернулся ко мне, выслушав несколько фраз по-немецки.
– Господин майор отведет вас в кабинет, где даст прочитать найденные у погибших бумаги. Просто для ознакомления. Потом мы продолжим разговор.
Кабинетом оказалась малюсенькая комнатушка со старым письменным столом и стулом. На столе, кроме настольной лампы, ничего не было. Полицейский жестом предложил мне присесть. На мгновение исчез и появился вновь с черной папочкой. Папочку протянул мне и прикрыл дверь снаружи.