Последняя любовь президента

Курков Андрей Юрьевич

Кстати, когда я рассказывал о макаронных станках, даже Давид Исаакович заслушался. Он, оказывается, ни разу в жизни не задумывался, откуда берутся макароны. После того как узнал – и в этом он мне сам признался, – у него к нашей еде добавилось уважения и интереса. Отец Василий, правда, особенно впечатлен не был. Для него всякая еда – «пища Божья», и кто бы ни стоял у станка-экстрактора, хозяин всех этих станков – Бог, который и пекарь, и рыбак, и макаронник, и колбасник.

Ладно, с батюшкой я не спорю. Существует два подхода к еде. Не «божественный» и научный, а подход сытого человека и подход голодного.

Так вот за все время знакомства я еще ни разу не слышал от отца Василия, что он голоден. Нет, он всегда готов что-нибудь съесть и делает это с удовольствием. Но чтобы попросить бутерброд или даже предложить всем нам присесть за стол и поесть, такого не бывает. Предлагает обычно старик. А отец Василий открывает бутылки и разливает по стопкам.

Я смотрю через мутное от морозных узоров окно на улицу. Смотрю и думаю: каково будет нам переходить заснеженный Пешеходный мост? Каково будет идти босиком по снегу к краю полыньи. Дай бог, чтобы она еще не затянулась новым льдом!

Телефонный звонок отвлекает меня от размышлений.

– Сережа? – Я слышу голос матери. – Не забудь! Завтра мы едем к Диме. Купи свежих газет.

– Но до завтра они уже будут не свежие!

– А ты купи и сегодня, и завтра, – настаивает мама. – Ты же помнишь, что говорил врач.

Ладно, думаю, куплю.

А врач у Димы новый, довольно молодой. И он заявил, что Дима прогрессирует. Что говорить с ним можно практически обо всем и что его вопросы отличаются разумностью. Врач заметил, что Дима подбирает иногда брошенные родственниками больных газеты, разглаживает их и прочитывает. После этого настроение у него улучшается. В качестве эксперимента врач приносил ему несколько раз журналы «Огонек» и обсуждал с ним прочитанное. Именно после этого врач говорил с мамой. Мама аж засияла, узнав, что Дима практически здоров, что все его проблемы являются не столько психическими, сколько эмоциональными. И что надо приносить ему побольше газет. Мол, тогда, войдя в контекст жизни, Дима сможет постепенно вернуться и в саму жизнь, даже сам захочет вернуться в ту жизнь, о которой он будет много читать. Тем более что она так быстро меняется к лучшему!

Посмотрим, думаю я. И вздыхаю. Последние статьи, прочитанные мною в «Литературной газете», рассказывали о маньяках, убивающих женщин рядом с железнодорожными станциями. Я думаю: будь я Димой и начитайся я таких статей, захотел бы я возвращаться в эту нашу жизнь?

110

Киев. Сентябрь 2004 года. Вторник. Вечер.

– Ну что ты такое место встречи назначил?! – Гусейнов с удивлением развел руками, глядя на ярко-желтую букву-логотип «Макдональдса». – Вон церковь какая красивая рядом! Сказал бы: «У церкви».

– Если б это была мечеть, то встретились бы там!

– А я не верующий! Ладно, здравствуй!

– Ну здравствуй, лейтенант! – ответил я.

Мы обнялись.

– Не лейтенант, а полковник милиции. Бывший, – с гордостью поправил меня он, ослабив объятия. – Так где посидим?

Я оглянулся. Почтовая площадь в это время суток радовала глаз. Через дорогу на Владимирскую горку медленно поднимался светлячок-вагончик фуникулера. Сверху вниз навстречу ему сползал такой

же. На склонах вразброс горели одинокие фонари, освещая невидимые отсюда аллеи. По другую сторону площади неоновые линии обвили здание Речного вокзала, и на террасе ресторана «Волна» было людно и ярко, доносилась ненавязчивая музыка для тех, кому за сорок. Слева от Речного вокзала был пришвартован круизный трехпалубный теплоход, тоже наполненный жизнью и светом.

– Пошли к американцам! – предложил Гусейнов.

– В «Аризону», что ли?

– Ага!

Пройдясь по Набережно-Крещатицкой, мы свернули во дворик ресторана, и там при уютном, но ярком освещении я обратил внимание на неожиданную безукоризненность вкуса моего старинного приятеля. Костюмчик, как говорится, на нем не просто сидел, а сидел с гордостью. Туфли, рубашка, галстук – все по последней моде. Видно, следит за картинками в мужских журналах!

– Девушка, нам самый лучший столик! – сказал он официантке, приподняв обе согнутые в локтях руки на уровень плеч. Он словно показывал девушке невидимый арбуз, крепко удерживая его ладонями.

Девушка молча привела нас к деревянному столу в левом углу ресторанного зала. Повернулась, чтобы принести меню.

– Девушка, как вас зовут? – остановил ее Гусейнов.

– Вита!

– Дорогая Вита, не надо нам меню! Я не люблю читать! Скажите лучше: что у вас самое дорогое и самое вкусное?

– А если цена со вкусом не совпадет? – совершенно разумно спросила девушка.

«Молодец девчонка!» – подумал я.

– Тогда что у вас самое вкусное?

– Баранина по-аргентински.

– Две порции и салатов разных! Ты не против? – Он обернулся ко мне.

– Если ты угощаешь, то не против!

– Конечно, я угощаю! Это же ты меня нашел! Я должен быть благодарен! Что пьем?

– К баранине? Хорошо бы чилийское или аргентинское красное.

– Нет, вина не могу. Коран не разрешает. Я буду водку! А тебе возьмем вино!

– Ты же полчаса назад был неверующим? – удивился я, и на лице моем заиграла ехидная улыбка.

– Я неверующий, но мусульманин. Понимаешь?

– А портвейн раньше пил за милую душу! – вспомнил я.

– Раньше можно было, раньше в СССР все были равны и пили на равных!

Гусейнов заказал бутылку чилийского вина и бутылку водки «Немирофф». Я тревожно посмотрел на часы – восемь, начало девятого. Позвонил по мобильному Светлане, попросил не ждать меня и ложиться спать.

– Ты где, опять на новоселье? – спросила она, но в голосе у нее не было раздраженности.

– Нет, я старинного друга встретил, мы с ним в ресторане на Набережной. На Подоле. – Я на мгновение отвел руку с мобильником от лица и попросил Гусейнова: – Скажи что-нибудь приятное моей жене, чтобы она не беспокоилась!

Он взял мобильник.

– Добрый вечер, меня зовут Марат Гусейнов! Я вашего мужа с детства знаю, с его первого привода в милицию! Мы тут только вдвоем, ни одной женщины рядом. Слово кавказца! Вот! Спокойной ночи!

Он вернул мне мобильный. Я сказал Светлане еще пару нежных слов, и мы попрощались.

– Красивая? – спросил он, кивая на мобильный, лежавший теперь на столе.

– Конечно, красивая. Мы ждем ребенка, точнее – двойню. Скоро!

– С меня коляска! – пообещал Гусейнов.