Последняя мировая. История одного снайпера
Шрифт:
— А разве после атомного взрыва осадки не радиоактивны? — вдруг спросил Валера.
— Да, но лишь те, что выпали с пеплом, поднявшимся в воздух при взрыве. Обычно, они выпадают минут через 20 после взрыва. А этот снег чистый, следовательно, он не опасен. Но не стоит расслабляться: под ним вполне вероятно лежит радиоактивная пыль, так что не вздумайте брать в рот тёмный снег — одна радиоактивная песчинка, попавшая внутрь организма, может смертельно вас отравить…
Внезапно полковник развернулся, всматриваясь вдаль, туда, где осталась разрушенная военная часть, словно увидел там что-то настораживающее. Мы повернулись туда, но ничего не увидели.
— Слышите? — спросил Сбруев.
— Что? — растерянно пожали плечами мы.
Но скоро и мы уловили еле различимый рокот, быстро нарастающий с каждой секундой.
— Вертолёт! Быстро на землю! Оружие спрятать! — крикнул полковник, плюхнувшись в сугроб прямо на месте.
Я занял позицию возле него, на всякий случай, держа замаскированную винтовку наготове. Другие легли за снег, спрятав оружие под себя.
— Головы не поднимать! — обернулся он и накрыл голову капюшоном. — Замрите!
Я опустил на лицо свою маску — только через неё можно было наблюдать, оставаясь незаметным. И, буквально через несколько секунд, из-за дальних деревьев на полной скорости «вынырнул» вертолёт достаточно крупных размеров, с большой кабиной, остеклённой множеством стёкол. Правда, оружия на нём я не заметил. Ревущий мощным турбинным двигателем вертолёт быстро пронёсся над нами на высоте пятнадцати — двадцати метров, поднимая снежный вихрь под собой, и полетел дальше, как раз в направлении центра города.
Мои товарищи поджали головы под себя, прячась от снежной бури, но мне в маске всё было ни почём и я продолжал следить за вертолётом. Я всмотрелся ему в след и различил надпись на брюхе с латинской буквой впереди: U54. Что значило только одно: это был не наш вертолёт.
Вертолёт улетел дальше, а мы начали подниматься, отряхиваясь от налипшего снега.
— Это иностранный вертолёт. Я видел маркировку: U54, - сказал я, сворачивая маску.
— Значит, враг, — сделал вывод Вячеслав Михайлович.
— Но без вооружения. Странно, не правда ли?
— Нет, это разведчик, — сделал вывод полковник. — Осматривает территорию, измеряет уровень радиации. В общем, готовит плацдарм для выдвижения основных войск.
— Вот чёрт! Нужно было его сбить, пока была возможность! Жалко не использовали удобную позицию, — упрекал себя рядовой Василин.
— И хорошо, что не сбили!
— Это почему же? — не понял тот.
— Представь, какую облаву они учинили бы, если б ты промахнулся. Ну а если бы попал, то кто знает: может, накрыли бы нас ещё одной атомной бомбой. Им, кажется, это не сложно. Проснись, рядовой, в нашей ситуации единственный козырь — это внезапность и скрытность. Пока о нас никто не знает — мы живы и способны на действия, но если узнают, тогда нам останется только бежать отсюда, поджав хвосты.
— Слушай, что полковник говорит, и не возникай, — упрекнул солдата Вячеслав Михайлович. — Если бы не он, нас всех бы уже в живых не было!
Рядовой слегка притих, виновато опустив глаза:
— Извините, я лишь хотел отомстить.
— Месть не лучший напарник. Месть лишает бдительности и затмевает рассудок, что недопустимо для скрытных действий. Желание мстить хорошо лишь в атаке, когда бежишь не вражеский окоп — тогда не боишься ни пули, ни смерти. Ну а во всех остальных случаях держи её в кулаке, — наглядно сжал кулак командир перед собой, показав его солдату. — Это касается всех, — окинул он нас взглядом. — Ладно, хватит разговоров, идём дальше! Будем надеяться, вертолёт нас не заметил.
Он развернулся и пошёл дальше. Мы послушно последовали за ним.
Вскоре мы миновали линию высоковольтных столбов, направляясь по просёлочной дороге, вдоль которой были высажены редкие, но хоть как-то прикрывающие нас со стороны деревья. Впереди показалось несколько строений — я узнал областное управление газовой службы, обнесённое со всех сторон двухметровым забором. Труба котельной не дымила, следовательно, ожидать, что мы кого-то там встретим, не приходилось. Но город был уже совсем рядом, что после продолжительных переходов радовало отчасти. Отчасти — потому что мы не знали, что ожидало нас там: смерть или надежда? В любом случае, отчаиваться раньше времени мы не собирались.
Вдалеке показались загородные дома, некоторые довольно высокие — до десяти этажей. А не так далеко впереди — объездная дорога, полностью занесённая снегом. Я узнал её только потому, что почти каждое утро проезжал здесь на машине и знал эту местность довольно неплохо. Но вокруг — ни души, ни машины на горизонте. Хотя это и не странно: по таким сугробам проедешь разве что на снегоходе или на танке.
— Посмотрим, что мы найдём здесь, — кивнул в сторону здания газовой службы полковник, у которого возвышалась, похоже, ещё целая сорокаметровой высоты башня, обвешанная разнообразными антеннами. — Может, удастся воспользоваться передатчиком.
— Если он ещё работает, — добавил старик.
— Будем надеяться.
Подойдя ближе, мы заметили, что те окна, которые выходившие к городу, были разбиты. Похоже, это сказывались последствия взрывной волны.
Мы обогнули забор и вошли через распахнутые ворота. Во дворе стояло несколько экскаваторов и автокран, но всё было занесено снегом. Следов на снегу так же видно не было. Мы миновали склады и кое-какие вспомогательные сооружения, после чего вышли ко входу в трёхэтажное жёлтого цвета административное здание, у двери которого висела припорошенная снегом табличка, подтверждающая его государственную принадлежность.
— Зайдём внутрь, — указал полковник на парадную дверь и направился к ней напрямик.
Однако дверь оказалась запертой, а, к тому же бронированной, так что выломать её не представлялось возможным.
— Можно через разбитое окно, — предложил Евгений, показывая на целый ряд расположенных на первом этаже разбитых окон, через которые свободно гулял ветер. — Подождите, я открою.
— Что ж, вперёд, мы подождём, — кивнул командир.
Бывший машинист, а теперь партизан-ополченец, повесил за спину автомат и, опёршись одной ногой о выступ цоколя, ухватился за уцелевшую раму, подтянулся и осторожно влез в окно, стараясь не зацепить оставшиеся в проёме осколки стекла. Вскоре он исчез в темноте проёма.