Последняя надежда

Клэр Джессика

Я помню океан из моего сна с Розой, и мне нужно посидеть на песке и подумать.

Мне требуется целая вечность, чтобы преодолеть пару сотен ярдов до берега, и когда подхожу к берегу океана, я уже изнемогаю. Пошатываясь, добираюсь до песка и сажусь на край волны. Я прижимаю гипс к груди, чтобы он не промокал, и смотрю на океан, пока вода движется по моим ногам.

Роза ушла.

Думаю о возвращении в Нью-Йорк и о нашей квартире. Наши друзья, которые больше ее друзья, чем мои. Наша работа, которая больше ее работа, чем моя. Я растопыриваю пальцы,

глядя на свои руки. Они выглядят, как из ада. Есть укусы насекомых и темно-красные пятна от ожогов. Моя кожа покрыта царапинами, а ногти ободраны и все еще покрыты кольцами грязи. Мой мизинец в шине, а запястье в гипсе. Ручное моделирование – сомнительная работа, и в течение долгого времени она мне не светит. Я не такой реактивный сеттер, как Роза. Она отправлялась в Париж и Милан, чтобы прогуляться по подиуму. Я бы пошла в штаб-квартиру телевидения и держала ботинок в течение шести часов.

Я потерялась. Не только потому, что Роза ушла, а мои руки – дерьмо. Я потерялась без Рафа. Мне нужно, чтобы он сказал мне, что все будет хорошо, и поцелуем прогнал все мои тревоги. Кажется, это одна из причин, почему я думала, что мы были так хороши друг для друга. Уверена во всех отношениях, что это не так, и он берет на себя ответственность там, где я сомневаюсь.

Я хочу, чтобы он увидел, что мы принадлежим друг другу.

У меня снова текут глупые слезы, я вытираю глаза и стону, потому что в них попадает соленая вода. Схватившись за край рубашки, я вытираю свои жгучие глаза и мысленно ругаюсь.

Когда я поднимаю глаза, ко мне по пляжу спускается женщина.

Думаю о том, чтобы встать и уйти, но я так устала. Просто хочу посидеть здесь еще немного и позволить воде расслабить меня. Поэтому я шевелю пальцами ног в песке и притворяюсь, что не вижу ее. Я здесь не для того, чтобы кого-то беспокоить. Просто хочу, чтобы меня оставили в покое, пока я не уйду.

К моему удивлению, она подходит и садится рядом со мной.

– Ты дама босса? – спрашивает она меня на английском с акцентом.

Я смотрю на нее. Она красивая с великолепной бразильской окраской, которой я восхищаюсь. Темные волосы, бронзовая кожа и карие глаза. У нее также есть ужасный шрам, пересекающий одну щеку к другой, будто кто-то разрезал ее рот вдоль, и он был снова зашит.

– Кто здесь босс? – спрашиваю я.

– Мендоза. Слышала, его даму привезли на остров, – кивает она мне, скрещивая ноги, и ее ступни не совсем касаются прибоя. – Ты она?

– Даже не знаю. Почему?

Чего хочет эта женщина?

Она смотрит на меня.

– Моя дочь беременна. Ей тринадцать лет. Пара других девушек тоже беременны. Нам здесь нужна акушерка.

У меня расширяются глаза, и я поднимаю руки.

– Погоди, погоди, я же не акушерка...

Она смеется, слегка закатывая глаза.

– Я знаю. Но ты же его дама. Он тебя послушает. Мы хотим, чтобы ты поговорила с ним вместо нас.

– Почему...

Я облизываю губы, тщательно размышляя. Это кажется важным, и я не хочу все испортить.

– Почему бы тебе самой не пойти

к нему и не спросить?

На этот раз женщина не смотрит мне в глаза. Когда она отвечает, ее голос звучит тихо.

– Здесь мы в безопасности, но все равно боимся. Трудно идти к человеку и просить о чем-то. Нет такой женщины, к которой мы могли бы подойти и поговорить.

О. И тут меня осеняет. Это остров, управляемый наемниками, которые пытаются сделать жизнь лучше для всех, кто приходит к ним, но есть некоторые вещи, которые вы не сможете спросить у парня, когда вы девушка. Особенно, если вы девушка, которая в прошлом подвергалась насилию.

– То есть... здесь нет акушерки? Вообще? Ни одна женщина не соглашается? Нет женщины-врача?

– Нет. А нам нужны вещи. Таблетки. Подгузники.

Она смотрит на меня.

– Лучше тампоны.

Я вздрагиваю.

– Дай угадаю. Они мужчины, поэтому покупают то, что дешевле, а не то, что с хорошими аппликаторами.

Она показывает на меня, как будто говорит: «теперь ты поняла».

– Ты когда-нибудь пыталась поговорить с солдатом о тампонах?

Я неохотно хихикаю.

– Наверное, это трудно.

– Очень трудно, когда ты такая, как я.

У нее дрожат губы.

– Мне было трудно сюда приехать. Увидеть тебя. Пришлось подождать, пока ты останешься одна.

Я смягчаюсь.

– Раф хороший парень. Он послушает. Я обещаю.

– Я знаю, – просто говорит она. – Но иногда легче прийти к женщине.

Мы разговариваем еще час или два, сидя на песке. Ее зовут Фернанда, и она работала в борделе больше десяти лет, прежде чем мужчины закрыли его, спасли всех и отвезли на остров «Слезы Господа». Я изучаю ее. Должно быть, она на год или два моложе меня, о чем страшно подумать. Что она была шлюхой с детства, и у нее есть ребенок, которому тринадцать. Боже.

Она говорит, что на острове много девочек-подростков, которые раньше жили в борделях. Некоторые из них – матери, и все они подвергались насилию. Большинство из них боятся мужчин.

– В фавеле все было не так уж плохо, – говорит она. – Мы могли бы носить наши татуировки «Слезы Господа», и никто не коснулся бы нас. Могли бы пойти и взять то, что нам нужно. Могли увидеть акушерку, которой нет здесь, или привести ее к нам. Но на острове мы изолированы. И не знаем, как спросить, – она улыбается. – Вот, почему мы рады, что ты здесь. Что у босса теперь есть дама. Потому что мы можем прийти к тебе и поговорить.

Мягко улыбнувшись Фернанде, я снова смотрю на океан.

– Я бы осталась, если бы он хотел, чтобы я была здесь. Но он этого не делает.

– Это он так сказал? – спрашивает она, скептически глядя на меня. – Эти мужчины умеют обращаться с оружием, но не умеют обращаться с женщинами. Может, тебе стоит сказать ему, зачем ты ему нужна. Покажи ему, чего ему не будет хватать, если он тебя отпустит.

Я снова думаю о своем сне. О Годзилле, бьющимся в далеком прибое. Не пенис, а монстр из японских фильмов. Я вспоминаю свой разговор с Розой.