Последняя ночь майора Виноградова
Шрифт:
— Да не даст нам никто! Ни ссуду, ни потребительский…
— Это на сто процентов, Саныч — на «Золотую плотину» можно и не рассчитывать. Даже под залог!
— Владимир Александрович, вы, очевидно, нас не поняли. — Тихонин уже успокоился, собрался. — Где нам взять деньги — не ваш вопрос. Я вас для другого нанял. Исходите, пожалуйста, из следующего: мы этих сумм не брали, Василевича «кидать» никто не собирался. Поэтому за чужие грехи платить не будем, ясно?
— Понял, что ж тут не понять?
Сумасшедших Владимир Александрович не то чтобы боялся, но относился к ним с
— «Крыша» о вашем решении знает?
— Пока нет.
Тихонин был не просто сумасшедшим. Он был ярко выраженным кандидатом в покойники.
— Надо сказать.
— Рано! Подождем.
«Жаль, — подумал Виноградов. — Придется искать себе новое место работы. Хорошо, что хоть аванс получил…»
— Владимир Александрович, мы очень на вас рассчитываем! Придумайте что-нибудь, что-нибудь такое, чтоб доказать, а?
— Ты же опер бывший, по взяткам работал, Саныч! Есть же методы какие-нибудь… — подхватил Чайкин.
— Провокацию, что ли, устроить, как обычно менты делают?
— Все, что скажешь, — деньги, технику, транспорт… Только скомандуй!
— Ну вы… вообще! — Виноградов сидел, ошалело оглядывая собеседников, но какая-то часть его сознания уже просчитывала возможные варианты.
Всегда и везде, в любой компании, Виноградов с жаром и посильным красноречием отстаивал мысль: утверждение о поголовной продажности и некомпетентности сотрудников правоохранительных органов неверно и некорректно! Есть, есть еще в органах люди порядочные, неподкупные — Владимир Александрович сам знавал одного-двоих, а, по слухам, на город таких могло набраться чуть ли не с дюжину.
Народ-то был прекрасный, но объективно вредный. Ведь, столкнувшись, скажем, с не берущим взятки инспектором ГАИ или увидев участкового, платящего за водку в ларьке, расположенном на обслуживаемой территории, обыватель начинал испытывать в душе какое-то томление, отзвуки напрочь забытых иллюзий о «милиции, которая меня бережет». На фоне этих аномальных личностей остальные ребята в погонах выглядели достаточно неприглядно, что, безусловно, не способствовало росту престижа органов внутренних дел.
Поэтому система, стремясь к самосохранению, от таких индивидуумов старалась избавляться.
— Значит, выговорешник ты все-таки схлопотал?
— Слава Богу, что хоть так! Могли и уволить.
— Из-за такой дешевки? Как ты ее назвал — «дырка на ножках»?
— Это не я, это сами бандиты…
Виктор Барков, старинный виноградовский приятель, настолько не вписывался в привычный образ милицейского спецназовца, что только причудой судьбы можно было объяснить его довольно успешную карьеру. Знаток Грибоедова, философ-надомник и, по-видимому, тайный поэт, Барков чего только не делал, чтобы не выделяться: волосы стриг почти под ноль, громко и с выражением матерился, потел в спортзале. При встречах с начальством преданно хлопал ресницами и изображал идиота.
Но все равно хилая его интеллигентская сущность то и дело давала о себе знать, и капитанские погоны в очередной раз повисали на тоненькой, готовой в любой момент оборваться ниточке.
— Я от ребят слышал. А как дело-то было? В газете вообще неизвестно что пропечатали!
— Мысль изреченная есть ложь. Тем более мысль напечатанная — это ложь вдвойне.
— Хорошо сказано.
— Это я не сам придумал. А дело было так. Одна девица — даже не легкого, наилегчайшего поведения — попала на учет в психушку.
— За что?
— Пыталась себе по молодости вены порезать или что-то в этом роде… Не суть. Может, действительно у нее мозги набекрень, а может, просто «косила» под шизофреничку. Жила с мамашей в однокомнатной квартирке на Просвещения, раз в год в больничке отлеживалась. Заодно трипперок очередной подлечивала: в кооперативах бабки бешеные нужны, а для психов — бесплатно.
— Надо же!
— Э, не завидуй. Словом, померла у нее мамаша. Дочка дура дурой, но сообразила — купила справку себе из районного психдиспансера, что на учете не состоит. Пришла в банк, попросила ссуду — под залог недвижимости. Все чин чином: документы в порядке, бумаги — из жилконторы, туберкулезная, разнообразные «формы девять» и прочая макулатура — вроде присутствуют. Послали банковскую безопасность проверить — тоже все в порядке, квартира фактически существует, относительно не загажена.
— С участковым не разговаривали? С соседями?
— Нет. Я же говорю — лопухнулись!
— С другой стороны, кто мог подумать…
— Саныч! Им за это деньги платят — чтоб думали! Неплохие, между прочим, деньги.
— А потом что?
— А потом она, конечно, кредит в срок не вернула.
— Много?
— Тысяч десять долларов. Или около того.
— Да-а, за такую сумму могли и башку снести.
— Что и пытались сделать. Но не сразу — сначала позвонили, предупредили, что приедут выселять, когда срок подошел. Она, не будь дура, сделала вид, что согласна, попросила даже с грузовиком помочь — якобы для переезда в какую-то комнату. А сама — в Скворцова-Степанова брык! И залегла.
— Ли-ихо!
— Ну, оттуда уведомление в банк, что гражданка такая-то недееспособна и сделки, совершенные ею, недействительны.
— И в суд не подашь…
— Конечно. Квартиру у нее никто не отнимет, заставить ссуду вернуть — фигушки! Даже если утюг в задницу — ну, подпишет она любую дарственную, хоть доверенность на право отстрела бегемотов, а толку-то? С психа — какой спрос?
— К уголовке за мошенничество не привлечь, — задумался Виноградов. — Ответчиком по иску тоже не получится. Попали ребята! Можно, конечно, попытаться стрелки перевести на того, кто ей в районном диспансере штампик ставил…
— Думаешь, ты один такой умный? Те ребята тоже пытались с девкой по-хорошему потолковать. Так она им сначала на главврача показала, потом какую-то бабу из регистратуры приплела, а в конце вообще ахинею понесла.
— Грамотно.
— А что делать? Банкиры дождались, когда эта крыса положенный курс лечения прошла, дали денег, чтоб ее дня лишнего не держали — и прямо на выходе перехватили. Вывезли на дачу и начали обрабатывать: трахнут — побьют, побьют — опять трахнут…
— На всю сумму хотели? На десять тысяч надо было долго стараться.