Последняя ночь на Извилистой реке
Шрифт:
— Стоять! — скомандовал Герою Кетчум, и пес застыл на месте.
Кармелла тоже застыла.
Кетчум и Дэнни зашли в коптильню. Медвежья туша, подвешенная над чадящим очагом, напоминала гигантскую летучую мышь. Обезглавленный, медведь действительно был похож на человека. Правда, писатель никогда не видел человеческое тело с содранной кожей.
— Что, дух захватывает? — усмехнулся Кетчум, глядя на онемевшего Дэнни.
Когда они вышли, Кармелла и пес по-прежнему стояли, не шелохнувшись, словно Кетчум их заколдовал. Наверное, только внезапный
— Идем, Герой, — сказал Кетчум, и пес мгновенно «расколдовался».
Кармелла тоже послушно двинулась к пикапу, как будто приказ «расколдовал» и ее. Кетчум поднял раненого пса и положил в задней части пикапа.
— Ты это… отнесись к Норме Шесть с пониманием, — сказал Кетчум, когда они забирались в кабину.
Кабина была рассчитана на троих, но не с комплекцией Кармеллы, усевшейся посередине.
— Пам хочет кое-что сказать вам обоим, — продолжал Кетчум. — Знаешь, Норма Шесть — неплохой, в общем-то, человек. Подозреваю, она хочет извиниться перед вами. Не ее вина, что я тогда не умел читать. Я никогда не упрекал Пам за то, что она рассказала Карлу про Джейн и про то, как все тогда стряслось. Это было ее единственное оружие против Карла. А ты знаешь, он мог довести кого угодно.
— Я давно не сержусь на Норму Шесть, — ответил Дэнни.
Он попытался угадать, о чем сейчас думает Кармелла. Вид у нее был немного обиженный. Она молчала. Возможно, причиной являлась вовсе не Норма Шесть, а тяжелый медвежий запах, оставшийся в пикапе.
— Мы у нее долго не задержимся. Оставлю ей Героя, и поедем дальше, — словно в оправдание сказал Кетчум. — Это сейчас Герой смирный, после медвежьих когтей. А так он ее собак терпеть не может. Забавно, как он себя сегодня поведет.
Они проехали мимо щита, рекламирующего мелкий ремонт двигателей. Дэнни сомневался, что этот щит поставил сам Кетчум. Трудно было представить старого сплавщика чинящим чужие моторы. Хорошо, если свой сумеет починить. Может, это и называлось у него «мелким ремонтом»? Спрашивать Дэнни не стал. Запах в кабине становился просто невыносимым. Неужели медвежья туша ехала здесь, а не сзади?
— Кстати, мы вчера заезжали в «Л. Л. Коут», спрашивали, как к тебе проехать. Поговорили с продавцом, — сообщил Дэнни.
— С каким? Их там двое. Один — нормальный парнишка. Второй — совершенная задница. Так с кем?
— Наверное, со вторым, — сказала Кармелла.
Отвратительный запах ехал вместе с ними. Значит, медведь действительно путешествовал в кабине пикапа.
— Толстяк, что любит вырядиться в камуфляжную жилетку? — уточнил Кетчум.
— Он, — подтвердил Дэнни, отчаянно борясь с позывами к рвоте. — Он тебя считает наполовину индейцем.
— А мне-то что? Я вообще не знаю, кто я и каких кровей во мне намешано, — загремел Кетчум. — Наполовину индеец? Прекрасно. Даже на три четверти, если ему так хочется. Индейцы — исчезнувший народ, и мне это тоже подходит!
— Тот человек утверждал, что никто
— Надо бы и с него содрать шкуру и закоптить вместе с медведем! — заорал Кетчум. — Но только знаете что? — уже более игривым тоном спросил он у Кармеллы.
— Что, мистер Кетчум? — тоже спросила она, но со страхом.
— Он даже копченый будет противным на вкус! — громко захохотал старый сплавщик.
Они обогнули поворот на Эйкерс-Понд и вырулили на шоссе. На коленях у Дэнни лежала стеклянная банка с прахом отца. Пластиковая стояла внизу, и писатель придерживал ее ногами. Стеклянная банка была больше: прах отца вместе с остатками трав и специй заполнял ее только на две трети. Судя по этикетке, в ней когда-то был яблочный сироп.
Кетчум держал путь к аккуратному трейлерному парку «Опилочная аллея», где находилось жилище Пам Нормы Шесть. Правда, оно давно уже не имело колес и стояло на деревянных чурбанах посреди огородика. Это были два сочлененных трейлера. Своих собак Норма Шесть держала в загоне, чтобы не портили огород. Загон примыкал к стене трейлера, и там Дэнни заметил дверку вроде той, что устраивают для кошек. Только эта была крупнее кошачьей и позволяла собакам беспрепятственно перемещаться между загоном и жильем.
— Я пытался втолковать Норме Шесть, что в такую дверь пролезет и двуногая тварь. Хотя вряд ли здесь найдутся смельчаки, которые сунутся к ней в гости.
Нормы Шесть пока не было видно (только макушка головы). Она копалась в огороде, стоя на коленях. Тем не менее коленопреклоненная Пам была почти одного роста со стоящей на ногах Кармеллой. Услышав голоса, Норма Шесть поднялась. Осторожно, опираясь на грабли. Дэнни только сейчас вспомнил, какая она крупная. Не толстая, но ширококостная и почти вровень с Кетчумом.
— Как твое бедро? — спросил у нее Кетчум. — Думаю, ему не нравится, когда ты встаешь с колен.
— Мое бедро лучше, чем твой несчастный пес, — ответила Норма Шесть. — Иди сюда, Герой. Ты сам расправился с медведем или все-таки позволил этому придурку его пристрелить?
— Еще вопрос, кто из нас придурок. Говорил ему: не лезь к медведю, пока я не подойду на расстояние выстрела. Так нет, сунулся.
— Что, Герой? Старина Кетчум уже не такой проворный, как раньше? — спросила у пса Норма Шесть.
— Я застрелил этого поганого медведя, — тоном мальчишки, которому не верят взрослые, произнес Кетчум.
— Конечно застрелил, — согласилась Пам. — А иначе медведь задрал бы насмерть твое «замечательное животное».
— Я давал псу антибиотики от уха. Но у меня нет такого зелья, как у тебя. Вот я и привез Героя. Смажь ему раны от когтей.
— Это не зелье, а сульфамидная мазь, — усмехнулась Норма Шесть.
Появление Героя взбудоражило собак в загоне. В основном это были дворняги, но среди них Дэнни заметил и немецкую овчарку. Герой тоже внимательно следил за тем псом, от которого его отделяла металлическая сетка.