ПОСЛЕДНЯЯ ОБОЙМА
Шрифт:
особенно по запаху - ситуация. И я решил использовать ее для того, чтобы вздремнуть хотя бы пару часов.
С некоторым сожалением я постелил на пол куртку - очень трудно потом будет отстирать - сел на нее и привалился к
холодной стене. И закрыл глаза.
Сначала мне казалось, что я вот-вот засну, и я терпеливо сидел с закрытыми глазами, ожидая желанного момента. Но сон
не шел.
Может быть, в этом была виновата не слишком располагающая к отдыху обстановка, может быть, я слишком
переволновался, ведь причин для волнения была масса - Сидоров, моя машина, Макс... Может быть, мне мешали заснуть
соседи по камере. Их было четверо. Один спал, но не крепко - периодически вскрикивал, бормотал что-то, размахивал
руками, потом просыпался, осматривался ошалевшими глазами, вспоминал, где находится, и укладывался снова. Второй
рассказывал анекдоты, причем делал это довольно своеобразно: он излагал сюжеты нудным, еле слышным голосом, словно
наказание за провинность. Его слушали двое - бородатый старичок бомжеского вида и широкоплечий мужик в ватнике.
Старичок то и дело взрывался отвратительным визгливым смехом, а мужик в ватнике тупо смотрел в пол и совершенно не
реагировал - ни смехом, ни мимикой.
При каждом очередном смешке бородатого старика я вздрагивал. Примерно через час я понял, что заснуть мне не
суждено. И я принялся изучать надписи на стенах камеры. Они привели меня в философское настроение. Захотелось
порассуждать о бренности всего земного, о тщетности и суетности бытия. И зафиксировать вывод афоризмом: «Все бабы -
бляди. Особенно Нинка-официантка».
После десяти утра моих соседей стали по одному вызывать на допросы. К одиннадцати я остался один и совсем уж
собрался затосковать, когда дверь открылась, в проеме возник милиционер:
– Кто тут Шумов?
Я оглядел камеру, не увидел других претендентов и поднялся. Меня привели в ту же комнату. Теперь, кроме следователя в
черном свитере и сурового парня в плаще, здесь присутствовали Макс и Гарик. Гарик был в форме, он меланхолично жевал
резинку и сдержанно поприветствовал меня кивком головы. Макс, напротив, дал чувствам волю.
– Ты так хреново выглядишь!
– воскликнул он, оглядывая меня с ног до головы, включая испачканную куртку, которую я
осторожно нес на согнутой руке.
– Это просто здорово!
– Что я хреново выгляжу? Это здорово?
– Конечно. Я испытываю от этого моральное удовлетворение, - признался Макс.
– Ты мне постоянно устраиваешь
головную боль, да еще и с утра пораньше... Я искренне рад, что и ты неважно себя чувствуешь.
– Вы за этим меня вызвали?
– устало спросил я, щурясь от яркого света люстры.
– Не только, - улыбнулся следователь.
– Оказывается, Игорь вас хорошо знает...
– Да уж, - сказал Гарик.
– Имею удовольствие.
– И ваш начальник, - последовал кивок в сторону Макса, - дал нам кое-какие объяснения...
– Насчет карбюратора?
– И про него тоже. Мы также осмотрели вашу машину...
Я покосился на Макса, но тот уставился в окно и вообще вел себя так, будто оказался в кабинете случайно.
– Там не найдено ничего подозрительного...
– буднично произнес следователь, и у меня отлегло от сердца. Макс сделал
свое дело.
– Но там не найдено также ничего, что подтверждало бы совершение в машине полового акта, - резанул правду-матку
Козлов. Макс вытаращил глаза:
– У кого там был половой акт?!
– Не волнуйся, у меня, - сказал я.
– Это не так уж важно, - перебил следователь.
– Как-никак, существует презумпция невиновности. И раз у нас нет никаких
серьезных оснований полагать, что господин Шумов причастен к нападению на «Европу-Инвест», то...
– Я могу быть свободен?
– Не совсем, - уклончиво ответил следователь.
– Я тут придумал еще парочку вопросов...
– А потом можешь гулять на все четыре стороны, - подал голос Гарик. Он выглядел в капитанской форме непривычно
солидно, подавляя официозным видом и следователя, и Козлова. Но глаза его оставались прежними - грустными, карими,
совсем не милицейскими.
– Да, тем более что машина ваша стоит возле Управления, - поддакнул следователь.
– И наша беседа не займет много
времени.
– Хорошо, я не возражаю.
– Вот и отлично, - обрадовался следователь, обводя присутствующих взглядом. Козлов был угрюм, Макс ехидно мне
подмигивал, а Гарик задумчиво смотрел в окно, где над крышами домов нависало низкое серое небо. Только я один