Последняя охота
Шрифт:
– М-мать вашу! Охотники! – прорвался через коммуникационный канал голос федерального пилота. – Белый флаг! Белый флаг! Давайте поговорим спокойно!
Федерал говорил невнятно, язык и губы с трудом повиновались ему после охотничьего паралича.
– Здесь Ястреб Лафарж.
– Здесь Скорпион Родригес.
– Хвала Небу! Я уже решил, что вы врежете по нам из всех орудий. Майор федерального флота Отто Вагнер, командир истребительного звена. Получил приказ тайно снимать информацию с системы визуального наблюдения охотника Лафаржа. В случае, если охотнику Лафаржу удастся выманить пирата Родригеса за пределы спутникового пояса, моему звену предписывалось совершить прыжок и захватить планету, а также по возможности способствовать уничтожению Родригеса.
–
– Вот именно. Охотники, я не собираюсь прерывать поединок. Черт побери, должно же оставаться в этом безумном мире хоть что-то святое! Даю слово офицера, что мы не будем вмешиваться. Если победит Скорпион, он получит возможность вернуться на Калевалу. Прошу прощения, что нарушил ход поединка, но охотничий паралич не позволяет сразу после прыжка взять на себя управление кораблем. Прыгнуть же нам с ребятами было необходимо – чтобы сюда не отправили кого-нибудь без романтических комплексов.
– Спасибо, пилот, – глухо проговорил Родригес. – Но для тебя это – трибунал.
– Охотник, с трибуналом я разберусь сам! – бодро рявкнул майор. – Возвращайтесь на исходную позицию.
– Спасибо, Снайпер Вагнер, – сказал Лафарж, разворачивая “кондор”.
Несколько мгновений федерал молчал.
– Я думал, в “Пьяной Лошади” меня уже не помнят, – наконец проговорил он.
– Я не имею привычки забывать людей, с которыми когда-то охотился в одной команде.
Две серебристые точки охотничьих кораблей неподвижно висели напротив четырех замерших в пространстве армейских истребителей.
– Надо закончить поединок, – раздался наконец голос Скорпиона. – Человек подставился ради нас.
– Надо, – согласился Лафарж.
Длительная дуэль со Скорпионом на пределе возможностей утомила Лафаржа, поэтому после начала второго раунда он постепенно начал допускать ошибки. Возраст и поврежденные многочисленными под-пространственными переходами сосуды головного мозга уже не в первый раз давали о себе знать, однако раньше Ястреб компенсировал свою физическую слабость уровнем мастерства. Теперь же, столкнувшись с более молодым бойцом-виртуозом, Лафарж стремительно терял силы. Он запаздывал с ответной реакцией на доли секунды, но в корабельной схватке этого было слишком много. Скорпион раз за разом доставал его плазменными уколами. Пока обшивки “кондора” достигала лишь полуостывшая, расползающаяся бесформенными разреженными облаками плазма, воздействие которой легко выдерживала наружная броня, однако с каждой новой атакой противник подбирался все ближе и ближе. Сражение переместилось на ночную сторону планеты, корабли охотников ярко вспыхивали на фоне огромного черного серпа, который выглядел еще темнее, чем окружающее его беззвездное пространство.
Надо было уходить на пенсию после битвы в системе голубого солнца, не заворачивая в “Пьяную Лошадь”.
Если бы Скорпион задействовал кормовую огневую батарею полностью, Лафаржу пришлось бы совсем плохо – сказывалось отсутствие сбитых противником орудий. От стремительного круговорота схватки у Ястреба начала кружиться голова. Скорпион, напротив, словно обрел второе дыхание: почувствовав, что противник выдыхается, он начал наращивать скорость, навязывая Лафаржу совершенно невообразимый темп. В какой-то момент Ястребу показалось, что от невероятного напряжения у него лопнут глаза. Несмотря на исправно действующую систему кондиционирования, по его вискам стекал жгучий пот. Уловив биохимические изменения в составе крови пилота, медицинская система ввела ему в вену стимулирующий состав; глюкоза и минерализированный витаминный раствор подавались почти с самого начала поединка.
Пространство и время слились для Ястреба в бесконечную полосу мелькающих цветовых пятен. Не выдержав чудовищного напряжения поединка, его сознание абстрагировалось от происходящего, предоставив возможность действовать охотничьим инстинктам и навыкам: уйти от плазменного удара, поднырнуть под противника, попытаться достать его коротким броском в брюхо, метнуться в сторону, спасаясь от ответного залпа… Лафарж действительно был слишком стар для всего этого. В его годы мозг большинства охотников превращался в трухлявую губку, наполненную гнойной жидкостью: постоянные физические и информационные перегрузки приводили к инсультам, склерозам, страшным головным болям, местной амнезии, параличам.
В пылу схватки Скорпион еще раз на неуловимое мгновение подставил Ястребу незащищенный бок, похоже, даже не заметив этого. Он тоже заметно устал и начал допускать иногда мелкие промахи, но у Ястреба не было сил воспользоваться ими: они ускользали от его внимания, просачиваясь между пальцев, словно сухой песок. Лафарж попытался сосредоточиться, но ощутил в голове лишь гулкую пустоту. Пронзительно кричали мышцы, истерзанные все время меняющими величину и вектор перегрузками. Перед глазами скакали красные и зеленые концентрические кольца, мешая видеть поступающую на экраны информацию. Не выходя из боя, Лафарж мысленно отдал приказ медицинской системе, которая промыла активной жидкостью сначала его левый глаз, затем, когда он через несколько секунд проморгался и вновь обрел способность видеть, – правый. Федералы уже давно сконструировали виртуальную систему управления кораблем, которая напрямую транслировала телеметрические данные в мозг, минуя зрительные нервы, однако все работы в этой области были заморожены после того, как в сражении с флотом мятежной колонии Бельфорс была уничтожена оснащенная такими системами федеральная эскадрилья. Повстанцы весьма эффективно выводили армейских пилотов из строя при помощи серии упорядоченных лазерных вспышек, специально подобранных таким образом, что они, непосредственно воспринимаемые мозгом, погружали людей в кому. При визуальном наблюдении вспышек такого не происходило.
Лафаржу казалось, что они сражаются уже несколько часов. Табло хронометра плавало за пределами поля зрения, чтобы не мешать обзору во время боя, однако, даже когда Лафарж вызвал его, он не сумел определить время: вертикальные и горизонтальные палочки никак не хотели складываться в цифры, а когда сложились, охотник так и не смог понять – много это или мало. Надорванное многолетними перегрузками сердце начало срываться с ритма и несколько раз на мгновение замирало, вызывая у Ястреба тоскливо-тошнотворное ощущение тянущей пустоты в груди.
Он так и не смог понять, как получилось, что два плазменных заряда на излете пробили корпус “кондора” в районе топливного отсека, плеснув жидким пламенем во внутренние коридоры корабля. Автоматика мгновенно среагировала на перепад давления, и переборки отсекли разгерметизированные помещения от рубки. Ругаясь в голос, Лафарж бросил корабль в сторону, потеряв в спешке еще один излучатель. Поединок явно складывался не в его пользу. Переломивший ход схватки Скорпион торопился закрепить успех, повиснув на хвосте у поврежденного “кондора” и расстреливая его изо всех орудий, отсекая от него псевдокрылья с излучателями и пытаясь уничтожить телеметрические датчики. Хуже всего было то, что Родригес явно целил в силовую установку: судя по всему, он собирался лишить Ястреба возможности защищаться, а затем подарить ему жизнь. Более унизительного исхода схватки Лафарж, до сих пор не проигравший ни одного поединка, не мог даже вообразить.
Перевернувшись через голову, он увидел преследующий его “тираннозавр”, корпус которого переливался вспышками плазменных выстрелов, словно рождественская елка. Кормовая батарея противника по-прежнему не подавала признаков жизни. Лафарж открыл беспорядочную ответную стрельбу, но теперь огневой мощи его корабля было недостаточно, чтобы эффективно парировать огонь Скорпиона. Потеряв еще одно орудие, он с трудом ушел с линии огня и в порыве отчаяния организовал стремительную контратаку. На мгновение его яростный натиск ошеломил Родригеса. Скорпион тоже устал, страшно устал. Сейчас все могло решиться за доли секунды – малейшая ошибка с любой стороны могла поставить точку в этом поединке.