Последняя отрада
Шрифт:
Я обрываю, сую карандаш в карман, но во мне все еще что-то звенит. Я иду дальше. Во всяком случае, во мне самом остается известный привкус.
На мое имя пришло письмо - интересно, кто откопал меня здесь? Письмо гласит следующее:
«Извините, что я пишу вам, но мне очень хотелось бы поговорить с вами кое о чем случившемся за последнее время. Когда вы возвратитесь в город, я попрошу вас повидаться со мной. Не случилось ничего дурного. Пожалуйста, не откажите мне.
Ваша Ингеборг Торсен».
Я перечитываю эти строки несколько раз. Что случилось? Но ведь я решил идти в Швецию, вообще я хочу пожить для себя, а не только заниматься чужими делами.
Уж не думают ли, что я превратился в старого дядюшку всего человечества, что меня можно звать и туда и сюда для какого-то совета! Нет, уж извините, думаю я, важничая и надуваясь, теперь путь прекрасный, я составил план своего странствования, я могу даже сказать, что отправлюсь в деловое путешествие, которое для меня очень важно, так как многое поставлено на карту… Как сложна человеческая душа: в то время, как я сижу и важничаю перед самим собою, произношу даже несколько слов, выражающих мою досаду, вслух, чтобы их могла услышать Петра, я очень доволен тем, что получил это письмо, в глубине души я так рад этому, что даже стыжусь своего чувства. Разумеется, все это объясняется тем, что я опять увижу город, замерзшие сады, корабли…
Но что все это означает? Неужели она была у моей хозяйки и узнала мой адрес? Или она виделась с Николаем?
Я уехал немедленно.
ГЛАВА XXXV
Моя хозяйка изумлена.
– Это вы? Добрый вечер! Какой у вас здоровый вид. А вот тут вся наша почта.
– Пусть лежит! Ах, мадам Хенриксен, вы настоящий перл!
– Ха-ха-ха!
– Да, это верно. И вы прекрасный человек! Но вы все-таки дали кому-то мой адрес.
– Нет, ей Богу, не давала.
– А, так значит, это не вы. Да, вы правы, я чувствую себя прекрасно и завтра же рано утром я пойду гулять на пристань.
– Но зато я должна вам признаться в том, что только что послала сообщить о вашем возвращении,- говорит моя хозяйка.- Может быть, я не хорошо поступила? Я послала к одной барышне, которая просила сейчас же сообщить ей, когда вы вернетесь.
– Вот как, к барышне? Вы только что послали?
– Да, недавно, когда увидала вас. Это была молодая красивая барышня. Уверяю вас, она могла быть вашей дочерью.
– Благодарю вас.
– Да, говорю совершенно откровенно. И она сказала, что придет сейчас же, потому что ей необходимо поговорить с вами.
Хозяйка ушла.
Итак, фрекен Торсен придет в этот же вечер,- значит, случилось что-нибудь особенное. До сих пор она еще ни разу не была у меня. Я осмотрелся кругом. Все в порядке, тепло и уютно. Я вымылся и оделся. Вот в это кресло сядет она… Я зажигаю вторую лампу. А для меня теперь самое подходящее разбирать свою почту, это произведет хорошее впечатление; если же я положу сверху письмо, написанное красивым женским почерком, то, может быть, это возбудит в ней некоторую ревность, хе-хе! О Боже, лет десять - пятнадцать тому назад можно было еще выкидывать такие шутки, но теперь поздно…
Она стучит в дверь и входит.
Я не протянул руки, и она также. Предложил ей сесть в кресло.
– Простите, что я прихожу к вам, не дав вам отдохнуть,- сказала она.- Я попросила мадам Хенриксен уведомить меня, когда вы вернетесь. Но ничего серьезного не случилось и теперь мне даже немножко стыдно, но…
Я сейчас же увидал, что дело было серьезное, и сердце мое сильно забилось.
Почему оно забилось?
– Вы в первый раз заглянули в мою келью,- говорю я, чтобы что-нибудь сказать, и в то же время ожидая, что она скажет дальше.
– Да. У вас здесь так мило,- отвечает она, не глядя кругом. Она начала складывать руки и разнимать их, так что перчатки на кончиках пальцев оттянулись, она была в сильном волнении.
– Надеюсь, что я заслужила, наконец, ваше одобрение,- говорит она, стягивая с рук перчатки.
На пальце у нее кольцо.
Отлично. На меня это ничуть не подействовало в ту минуту, потом было иначе. Я только спросил:
– Вы обручены?
– Да,- ответила она. И она посмотрела на меня с улыбкой, но губы ее дрожали.
Я тоже посмотрел на нее и, кажется произнес что-то вроде: - вот как, в самом деле!
– Я по-отечески кивнул головой, потом поклонился:
– В таком случае, позвольте вас поздравить!
– Да, уж так все вышло,- говорит она - мне кажется, что это самое лучшее. Может быть, это доказывает мое непостоянство; пожалуй, это легкомысленно с моей стороны… вы не находите этого?
– Нет, право, не знаю…
– Но это, действительно, было самое лучшее. Вот об этом-то я и хотела рассказать вам.
Я встал, она вздрогнула при этом, так она была нервна. Но я встал только для того, чтобы поправить лампу, которая стояла позади и начинала коптить.
Пауза. Раз она ничего не говорит, то что мог я сказать? Но, так как тягостное молчание продолжалось, и я видел, что она мучается, то я все-таки спросил:
– Собственно, для чего вы хотели рассказать мне об этом?
– Да, пожалуй вы… правы.
– Быть может, вам опять показалось на мгновение, что вы представляете собой центральную точку в мире, но…
– Да, вы пожалуй, правы…
Она осматривалась кругом широко раскрытыми, недоумевающими глазами, потом встала, словно готова была убежать каждую минуту. Я тоже встал. Она несчастна, я это хорошо видел, но Боже мой, что же я-то могу тут поделать? Она приходит ко мне и говорит, что обручилась, и при этом вид у нее несчастный,- ну, на что это похоже! Но теперь, когда она встала, я лучше мог разглядеть ее лицо под шляпкой… ее волосы… в них появились серебряные нити, особенно на висках, это было так красиво. Она была стройная и высокая, грудь ее поднималась и опускалась, у нее была высокая грудь. О, очень высокая, и она поднималась и опускалась, да… Лицо у нее смуглое, рот полузакрыт, губы сухие, как в жару…