Последняя шутка Наполеона
Шрифт:
– Это крайне невежливо – говорить о присутствующих в третьем лице, – разозлилась Рита, вытянув ноги, – тебе бы так находить,как теряю я! Тебе бы рождаться так, как я умираю. А утверждать, что я потеряла Сфинкса – вовсе нелепо, поскольку я могу его предъявить.
– А кто кормит Сфинкса в твоё отсутствие? – пресекла нелепый конфликт Наташа, – мне почему-то кажется, что он просит жрать ежедневно, даром что каменный.
– Тётя Маша, соседка. Впрочем, отныне кормить его будешь ты.
Наташа от удивления чуть не выронила бутылку, взятую просто
– Я?
– Ну, конечно. Разве тебе не хочется здесь пожить месяцок-другой? Продуктами я тебя обеспечу.
Где-то вдали – должно быть, на самом краю деревни, пропел петух. Ходики пробили четверть четвёртого. До зари оставалось более двух часов. Матвей, взяв бутылку из рук задумавшейся Наташи, также воззрился на этикетку.
– Матвей, не пей,– попросила Рита, пуская дым, – мы с тобой поедем сегодня, повезём яблоки на продажу. Кстати, какая у твоей "Шкоды" кукурузоподъёмность?
– О, наконец-то кто-то со мной согласился! – возликовала Наташа, приняв, судя по всему, некое решение, – Я всегда утверждала, что кукуруза – это сорт яблок, полученный путём скрещивания кукушки с арбузом!
Матвей сказал, отвечая на вопрос Риты, что грузоподъёмность "Шкоды" – полтонны, но он поедет немедленно и без яблок. С этими словами он встал, вернув Наташе бутылку.
– Жаль, – произнесла Рита, – а я рассчитывала, что ты меня перед сном проводишь кое-куда.
– Куда? На другое кладбище?
– Именно. И оно понравится тебе больше первого, я уверена. Там могилы совсем другие.
Заметив, как изменилось лицо Матвея, Наташа прыснула.
– Она шутит! Дура она. Ты должен её проводить туда, где шляется сейчас Сфинкс.
– Он наверняка как раз там и шляется, – возразила Рита.
– Где – там? На кладбище, что ли?
Бросив окурок в печь, Рита поднялась.
– Пойду прогуляюсь в сад. Кто со мной?
Желающих не нашлось. Наташа хихикала, наполняя кружку. Матвей стоял, опустив глаза.
Через чёрный ход, обследованный Наташей, Рита спустилась в сад. Уже ощущалась близость рассвета. Было свежо. Роса на траве лежала обильная, будто дождь прошёл. Сфинкс сидел под яблоней и с печалью о чём-то думал. Увидев Риту, он хрюкнул, да этим и ограничился. Ничего ему не сказав, Рита прогулялась к забору, стараясь не задевать голыми ногами крапиву. Яблок валялось на земле тьма. Корыто с водой, стоявшее у смородиновых кустов, казалось бездонным.
До вторых петухов простояла Рита возле забора, глядя на Млечный путь, поблекший перед зарёй. Курила. Ей было очень тоскливо и , вместе с тем, очень радостно. Она словно прощалась с кем-то навеки, осознавая, что так оно будет лучше. Прямо над садом вспыхивали зарницы. Подбежал Сфинкс. Погладив его, Рита вместе с ним отправилась спать. Он свернул к себе. Она поднялась в верхнюю часть дома и, зайдя в комнату, никого там не обнаружила. Между тем, машина под фонарём стояла.
Глаза у Риты слипались, и она стала стелить постель. Тут они вернулись. Скрип половиц в сенях дал понять, откуда. Из нижней комнаты. Да, диванчик там, в отличие от кроватей в избе и горнице, не скрипел.
– Риточка, про второе кладбище расскажи, – потребовала Наташа, садясь за стол.Матвей сел напротив. Он выглядел утомлённым.
– Я ложусь спать, – ответила Рита и, сняв с себя всю оставшуюся одежду, кроме белья, скользнула под одеяло, – я уже сплю.
– А я не смогу уснуть, пока не узнаю всё, – стукнула Наташа кулаком по столу, – ведь Матвей мне всё рассказал про первое кладбище! Это было ужас как интересно. И очень страшно. Давай, рассказывай про второе. Где оно, где?
Рита поняла: она не отвяжется.
– Далеко в лесу, за рекой. Но ты ничего не знаешь про первое. Ведь Матвей ничего не видел.
– Он ничего не должен был видеть, поэтому и не видел. Я не хочу вникать в тайну, которая охраняется! Про второе, давай, рассказывай.
– А откуда ты знаешь, что эта тайна не охраняется?
– Я не знаю. Но если вдруг она охраняется, нам об этом как-нибудь намекнут.
– Ну, ладно. Матвей, и ты будешь слушать?
Матвей кивнул. Ещё бы он отказался! Закрыв глаза, Рита начала:
– Двадцать лет назад…
Глава пятая
Ранним утром Рита, которой было пятнадцать лет, сидела возле реки и удила рыбу. Солнце едва взошло над лугами. Заводь перед стремительным перекатом была недвижна, как пруд. Над нею склонились ивы. По реке плыл прозрачный туман. Удочка лежала на рогатульке, воткнутой в дно у берега. К этой же рогатульке был привязан садок, в котором томились два окунька. Пузатенький поплавок, белевший среди кувшинок, вот уже четверть часа признаков жизни не подавал. Около реки паслось колхозное стадо.
– Линя приваживать нужно, – вразумлял Риту дядя Трофим, пастух, с которым она иногда болтала, – да и линей здесь уже много лет никто не ловил. А ты, вишь, нацелилась! Да и не вытянешь ты линя, даже если клюнет. Скорее, он в реку тебя утащит. А на что ловишь?
– На выползка, – отвечала Рита, мысленно посылая дядю Трофима на все три буквы, чтоб с ней мог побыть Алёшка, его помощник, который щёлкал кнутом чуть дальше. Но добродушный старик опять к ней пристал.
– Да, линя здесь в последний раз поймали лет этак шесть назад! Или даже семь. А знаешь, как было дело?
– Не знаю. Как?
Сделав самокрутку, дядя Трофим чиркнул над ней спичкой. Окутавшись сизым дымом, глубокомысленно поскрёб ногтем щетинистый подбородок.
– Это произошло за дальним песочком. Там тоже есть кувшинистые места, которые любит линь. Три дачника пили водку на берегу. Удочка стояла. Вот линь и клюнул. Стали его тащить, а он не идёт. Упёрся. Один из тех дурачков взял да и полез в реку его вытаскивать. Да и начал тонуть – в ил стало его засасывать. Второй лезет его спасать, и – тоже кричит: спасите мол, утопаю! Третий разделся, да всех их вытащил – и линя, и своих дружков.